Книга Божественный яд - Антон Чиж

— Уступаю вам место, — Ванзаров медленно встал с пола и отряхнул колени.

Лебедев бережно поставил свой походный чемоданчик рядом с кушеткой.

— Давно без сознания?

— Минуты две, не больше. До этого периодически. Думаю, наступила агония, — доложил участковый доктор.

— Это правда, что профессор купался в проруби и загорал на морозе? — Эксперт рассматривал зрачки пациента.

— Да, Аполлон Григорьевич, и после всего этого я наблюдал у него температуру выше сорока градусов! — ответил Горн.

Лебедев присвистнул.

— Однако! Какой крепкий орешек! И на груди пентакль, точь-в-точь как у той барышни.

Горн кивнул.

Лебедев вытащил из-под одеяла правую руку Серебрякова, осмотрел и одобрительно кивнул головой:

— А ведь вы, Родион Георгиевич, были правы. На указательном пальце профессора несмываемый черный след от жидкости, которой были нанесены пентакли. Как вы и заметили на фотографии. Поздравляю с главной уликой дела Ланге!

— Не с чем поздравлять, — равнодушно сказал Ванзаров.

— Как это?! Наш главный подозреваемый наверняка уже изобличен и во всем признался? — провозгласил Лебедев.

— Он не убивал Марию, — ответил Ванзаров.

— Понятно, значит, все только запутывается, — посочувствовал криминалист сыщику. — Я правильно понимаю, а, ротмистр?

— Так точно… — с грустным вздохом отозвался Джуранский.

— Ладно, господа, вы идите, а мы с Эммануилом Эммануиловичем попробуем привести это тело в живое состояние, — решительно заявил Лебедев.

Доктор Горн удивленно поднял брови. Он явно не собирался оживлять профессора.

Но лежащий неподвижно Серебряков вдруг стал подавать признаки жизни.

— Ванзаров, — слабо позвал он.

— Слушаю вас, Александр Владимирович…

— Около меня были какие-то люди. Они сняли всю одежду…

— Что?!

— От них пахло навозом, нестираным бельем и перегаром… Они взяли мою записную книжку. Ванзаров, вам надо ее обязательно найти.

— Что было в книжке?

— Записи…

— Рецепт смеси, которую пила Мария Ланге? — неожиданно спросил Лебедев.

Серебряков застонал.

— Рецепт смеси! Что вы понимаете? Разве может убогий мещанин Вагнер понять замысел великого Фауста?! Нет, вы вагнеры, не можете. Потому что вам никогда не стать сверхчеловеком! — в еле живом профессоре закипала ненависть. — Пусть я проиграл, но будущее останется за мной! Семя уже посеяно! Скоро будут всходы!

Трясущийся Серебряков медленно поднимался с кушетки. Его лицо пошло пятнами, со лба тек пот.

— Это конец, он умирает, — спокойно констатировал Горн.

— Орлы принесут нам пищу, и мы устроим великий пир победителей! — услышали собравшиеся в медицинской. — Больше не будет слез и страданий! Только радость и счастье!

— У нас несколько секунд, чтобы еще что-то узнать! — шепотом сказал Лебедев сыщику.

— Где проживает Уварова? — крикнул Родион Георгиевич.

Лебедев с удивлением посмотрел на Ванзарова, но промолчал.

Серебряков не реагировал.

— Ну-с, теперь моя попытка, — прошептал эксперт. — Профессор, что вы давали пить Марии?!

Серебряков перевел взгляд на эксперта и упал на кушетку.

— Надежда! — успел простонать он. — Что ты наделала… Надежда!

Изо рта пошла кровь. Через минуту все было кончено. Горн поднял безжизненную руку, пощупал пульс, положил на грудь и натянул одеяло на лицо профессора.

— Finita la comedia! — печально вздохнул Лебедев.

Джуранский отвернулся и тихонько перекрестился.

Эксперт тронул сыщика за локоть.

— Могу утверждать без всякого вскрытия, что профессор насыщен загадочным раствором. Верите?

— Верю, Аполлон Григорьевич, больше ничего не остается делать… Господа, прошу за мной! — сказал донельзя расстроенный Ванзаров и вышел первым.

12

Дама протянула чек служащему банка.

Сумма к выдаче была весьма крупной. Если не сказать, из ряда вон выходящей. Если бы все зависело от Кузнецова, он бы с радостью расстался с деньгами. Но с этим чеком работал другой стол — крупных частных клиентов.

— Прошу вас обратиться в окошко напротив, — опечаленный Кузнецов вернул даме чек.

Барышня мягко кивнула и перешла на противоположную сторону зала. За ней продолжали откровенно наблюдать и работники, и посетители.

Заведующий столом Зандберг, к которому обратилась незнакомка, немедленно встал и поклонился:

— К вашим услугам, сударыня! Итак, вам нужно получить…

Зандберг запнулся, увидев цифру. Такие суммы их клиенты не каждый день забирают из банка. При этом чек от имени владельца выписан безымянно, то есть на получателя. Что тоже происходило крайне редко.

— Прошу прощения, — улыбаясь, сказал Зандберг. — Вы желаете получить всю сумму целиком, открыть счет или перевести на уже открытый счет?

— Я бы хотела получить наличные, — вздохнула дама. — Я могу рассчитывать на вашу помощь?

Служащий засуетился. Суммы крупнее десяти тысяч выдавались только по разрешению директора банка. И то с заказом через день. А дама принесла чек на пятьдесят тысяч рублей! При этом фамилию поручителя, от которого выписан чек, Зандберг не мог не знать: это младший брат председателя ревизионной комиссии банка Роберта Севиера — Эдуард.

На всякий случай Зандберг нашел карточку вкладчика и сравнил подписи. Сомнения в подлинности не возникало. Чек был выписан, несомненно, рукой Эдуарда Севиера. Тем более по номеру он был из новой книжки, выданной господину Севиеру только в декабре прошлого года.

— Когда вы хотели бы получить деньги? — спросил Зандберг, думая о том, как бы деликатнее объяснить очаровательной даме, что денег она не увидит до конца недели.

— Я бы хотела получить их сейчас. Я могу надеяться? — голос из-под вуали звучал как волшебная флейта. Чуть заметные сквозь черную сетку черты лица казались клерку воплощением неземной красоты. И Зандберг сдался.

— Хорошо, я постараюсь что-нибудь для вас сделать!

Попросив одного из сотрудников побыть за старшего, Зандберг направился на второй этаж, где находился кабинет директора Сибирского банка Максима Львовича Лунца. По счастливой случайности директор был свободен. Заведующий быстро изложил Лунцу суть дела. Услышав сумму, которую надо было выдать, тот нахмурился.

— Голубчик, это ведь огромные деньги!

— Максим Львович, я знаю, у нас строгие правила, но нельзя ли сделать исключение? — проговорил Зандберг. Просить по такому случаю ему приходилось первый раз в служебной карьере. Но какой это был случай! Да ради нее…