Книга Возвращение в Сокольники - Фридрих Незнанский

– А что в энциклопедии? – спрашивал он у архивариуса. – Искали?

– Искал.

– Нет?

– Нет, – разводил руками Георгий Суренович. – Даже страны такой нет.

– Как – нет? Быть того не может! – Турецкий напрягал память. – Карту Африки смотрели?

– Вот она. – Георгий Суренович приносил том энциклопедии с картой Африки, и они вместе разглядывали карту.

– Да, странно, странно… – Турецкий не понимал, и от этого старику становилось еще печальнее.

Старик, армянин, здесь, в Москве, в пыльном архиве, ищет столицу страны, которой нет. И главное зачем? Только для того, чтоб проставить, заполнить несколькими буквами пустые клетки. Ну не бессмысленно ли все это?!

– Вспомнил! – вдруг сказал Турецкий. – Берег Слоновой Кости – старое название.

– Слушайте, правильно! – спохватился Георгий Суренович. – А я-то, дурак старый, сразу и не догадался. Точно! Вы, Александр Борисович, если что – не стесняйтесь, – говорил он. – Скажите – я помогу.

– Хорошо, спасибо, Георгий Суренович, если что, я вас позову.

И старик уходил…

Теперь по заданию Меркулова предстояло просмотреть все материалы и документы по нескольким давно забытым делам. В основном они касались службы внутренней безопасности. Когда-то на них стоял гриф «Секретно», так что даже сам Турецкий не смог бы их тогда просмотреть. Но теперь они стали доступны и зачем-то понадобились Меркулову.

Но, отобрав для начала с полсотни необходимых томов со следственными материалами, Турецкий увидел в некоторых из них и свои старые дела, отчеты, переписку. И показалось, будто это его прошлая жизнь проходила мимо. Суматошная, сумбурная. С какими-то женщинами, которые и вспоминались разве что к случаю. Со служебными неприятностями и похмельными понедельниками. С радостью завершения труднейших расследований и огорчениями от того, что жизнь оказывалась довольно скверной штукой, а якобы всемогущая Фемида – подобострастной и исполнительной дамочкой… Медхен фюр аллес, как заметил однажды молоденький еще тогда Дениска Грязнов, старательно штудировавший немецкий язык.

Кстати, не забыть. Надо сегодня же заехать к нему, чтоб его парни пошарили в «Жигулях» на предмет какого-нибудь «маячка». Потому как наглость-то наглостью, а тот стриженый водила точно знал, где надо ожидать появления «важняка».

Свалив наконец тома дел на пустой стол, Турецкий представил Мирзояну своего практиканта, сказал, что тот будет работать по заданию самого Меркулова, и попросил по возможности оказывать ему помощь.

План поиска необходимых документов лежал у Максима перед носом, и Турецкий посчитал на этом свою миссию выполненной. Хотя бы отчасти. О чем и заявил Петлицыну. Добавив, что, в связи с некоторыми событиями, о которых тот в курсе, сам он должен провести некоторую оперативную работу.

– Вы хотели перебинтовать… – напомнил Максим.

– Ага, вот и это, кстати… Так что начинай. В конце дня встретимся и уговоримся о дальнейшем. Где я – ты не знаешь, если кто спросит, уехал по каким-то срочным делам, о которых я тебе не докладывал. Надеюсь, все понятно?

– Так точно.

У выхода Турецкого остановил Георгий Суренович:

– А что, Александр Борисович, этот молодой человек… вы не знаете, как он вообще относится…

– К кроссвордам, что ли? – улыбнулся Турецкий.

– Вот-вот! – просиял Мирзоян.

– Я думаю, в нем вы легко обнаружите родственную душу.

– Вот это настоящий подарок! – обрадовался старик.

Откуда Славка узнал про «Дохлого осла»? Ведь не мог же он просто так нести эту околесицу про пословицы. Про какие-то уши, черт бы его побрал! Что он знает? И, главное, откуда? Никаких ведь протоколов вчера, на месте, не составлялось. Не называли и фамилий. Разве что это идиотское – Туёцкий? Но это все несерьезно. Да и сказала бы Ирина. Может, это сделал ее лысый собеседник? Козел этот? Он мог.

Остановившись на этой мысли, Турецкий успокоился. Но Славку решил все-таки допросить.

Что– то неясное продолжало томить душу. За столом в кабинете сидеть не хотел. В архиве -тем более. Выйти пройтись? Как в старые времена, побродить, подумать на ходу… Время-то идет, и оно требует твоего решения. Хочешь ты сам того или нет.

А может, все это – чистое Славкино вранье? Ну с покойным хозяином «фольксвагена»? И с ослиными ушами? А просто они с Меркуловым, полагая, будто «их Саня» не в себе, решили установить за ним слежку. Чтоб не натворил чего. А тут еще и Ирка ушла. Сорвется, мол, наш Саня, напьется до чертиков и скандал учинит! Логика есть. Но почему-то необходимость таких действий со стороны друзей не просматривается. Зачем им?

И на поверку получается так, что все про него всё знают. Тот, в Сокольниках, знал. Эти – тоже в курсе? Они что, сговорились?!

Вопрос требовал ответа. И вдруг Турецкий подспудно понял, что ему нужно. Утром, при Максиме, он пить, разумеется, не стал. За руль ведь садиться, и вообще. Но вчера перед сном он высосал, как показали остатки в бутылке, без малого четыреста граммов. На совершенно, между прочим, пустой желудок. Максиму он вчера что-то сообразил на ужин, а самому, после всех передряг, и в глотку не лезло.

Вот оно что.

В родных Столешниках, даже не в двух, а в полутора, можно сказать, шагах от Генеральной и расположен «Дядя Гиляй», ну ресторанчик такой, где в первой половине дня народу, как правило, не бывает. Самое то место. Одно нехорошо: если кому-то из своих приспичит выглянуть в окно, выходящее на Столешников, трудно будет ему объяснить, чем ты в настоящий момент занимаешься тут. А с другой стороны, кому придет в голову идея устроить допрос «важняку»? И поскольку это именно так, вперед, Турецкий!

Сказано – сделано! Но соображения Турецкого относительно «неприкасаемости» своей личности были развеяны в прах, едва он уселся за столик и сделал знак официанту приблизиться.

Заверещал-запел «мобильник». Турецкий сделал жест, останавливающий официанта, и вынул из кармана трубку.

– Александр Борисович, в чем дело? – услышал он сухой и оттого противный голос Меркулова. – Ты где находишься?

– Не понял, разве появились неотложные проблемы?

– Я звоню в архив, а мне отвечают, что там – один практикант. А сам ты в настоящий момент где? Твой телефон в кабинете тоже молчит. Может быть, у тебя появились более срочные дела?… Чем те, которые я поручил?

Вот же зануда… Поди, у окна все утро висел в ожидании «засечь» непослушного Турецкого!

– Я не понимаю. Я что, мальчик, который должен покорно сидеть за партой? Или щенок, находящийся у ноги хозяина? А если у меня вдруг появилась потребность обдумать что-то важное, то почему я не имею права находиться там, где я в данный момент нахожусь? Я что, нарушаю производственную дисциплину? Станок простаивает? – Турецкий накалялся все больше, понимая, что еще немного – и его «понесет».