Книга Кодекс экстремала - Андрей Дышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так, наверное, я и сделаю, – ответил я.
– Вот и умница, – кивнула женщина, опуская выпачканный в помаде окурок в глубокую пепельницу. – Можешь за мои добрые советы угостить меня шампанским. Но только вечером! На службе я не употребляю.
Она внимательно прочитала второй вариант моих показаний, кивнула, спрятала лист в папку.
– Теперь все правильно. И у тебя душа будет спокойна, что не написал глупостей, за которые потом можно долго расплачиваться, и следствие не уведешь в другую сторону… Давай повестку, я распишусь.
– У меня нет никакой повестки.
– Ах да! – вспомнила женщина. – Тебя же доставили сюда с почестями. Тогда можешь быть свободен. И насчет шампанского не забудь!
Она вытянула свои коричневые губы в трубочку, поцеловала воздух. Пот градом катился с меня, когда я вышел из кабинета в коридор. Спустился по лестнице на первый этаж. Дежурный за стеклом лишь на мгновение поднял голову и опустил ее снова. Я здесь уже никому не был нужен.
Ноги несли меня к выходу, но перед самой дверью я остановился и повернулся к дежурному.
– Послушайте! – сказал я. – Как мне найти лейтенанта Кныша?
Дежурный молча поднял трубку, сдвинул какой-то тумблер на пульте и сказал:
– Володя! Тут тобой интересуются. – Дежурный поднял глаза. – Как ваша фамилия?
– Вацура.
– Мацура, – ответил дежурный в трубку и снова мне: – Сейчас выйдет.
Кныш появился в вестибюле через минуту, увидел меня и, как показалось, неестественно улыбнулся.
– Привет, привет! Отстрелялся уже? Ну вот видишь, как все хорошо кончается!
Дежурный, глядя на нас, стал улыбаться. Я пожал Кнышу руку и потянул его к выходу. Кныш незаметно упирался. Ему было легче разговаривать со мной при свидетеле, чем один на один.
– Я прошу тебя, давай выйдем, – сказал я настойчиво.
Кныш поморщился и посмотрел на часы.
– Старичок, у меня работы сейчас – выше головы!
– Только на минуту! – настаивал я.
Он вздохнул, будто делал мне огромное одолжение. Мне не нравилось, что он так себя вел. Мы вышли на улицу и встали в тени дерева.
– Ну что ты хочешь мне сказать? – спросил Кныш.
– Володя, объясни мне, что случилось?
Кныш кряхтел, смотрел по сторонам, бил ребром ладони по стволу дерева.
– Но могут же быть в моей работе тайны! – вспылил он. – Не все же рассказывать кому попало!
– Я не кто попало, – жестко ответил я и сжал его локоть. – И ты об этом прекрасно знаешь. Я хочу знать правду.
– Ну какую, какую правду? Ну что тебе не ясно? – быстро заговорил он. – Следствие пришло к выводу, что смерть Милосердовой наступила в результате несчастного случая, а Караев повесился в состоянии депрессии – он был уверен, что его обвинят в убийстве женщины.
– Володя, я только что слышал эту чушь от следователя. Неужели ты и в самом деле веришь этому?
Кныш промолчал. Покусывая губы, он смотрел на толпящихся на автобусной остановке людей.
– Давай об этом поговорим вечером, – наконец сказал он.
– Нет, сейчас! Вечером я буду трахать твою следовательшу и слушать ее байки про то, как повесился Караев.
– Ну что ты ко мне пристал? – дернул рукой Кныш. – Ты понимаешь, что тебе повезло так, как ты даже мечтать не мог? Да с таким набором улик сидел бы ты сейчас на нарах, и оч-ч-чень долго бы сидел! Радуйся свободе и трахайся с кем хочешь!
– Ты же честный парень, Володя, – сказал я упавшим голосом. – Ты помнишь, как мы с тобой Джо брали? А как красиво раскрутили дело о шантаже проституток? Мы с тобой никого не боялись и служили только справедливости…
– Ну хватит витийствовать! – перебил меня Кныш. – Слезы вышибаешь своим красноречием.
Он сунул в рот спичку и стал с остервенением ее грызть. Не глядя мне в глаза, тихо сказал:
– Тут, бля, такое дело началось… Коммерческий директор «Милосердия», которого мы посадили, объявил через своего адвоката, что если его не выпустят из-под стражи, то он на суде сообщит совершенно потрясающие факты о вкладчиках «Милосердия»… Там, по его словам, замешаны очень высокие чины – и политики, и военные, и милиция. Оказывается, там прокручивали зарплату учителей, врачей и других бюджетников, а прибыль переводили в недвижимость за границей.
– Может быть, это всего лишь блеф?
– Он передал своему адвокату какие-то особые списки вкладчиков. Там такие фамилии, старичок, – за голову схватишься.
– Ну и что? Мою фамилию в эти списки тоже внесли, но это вовсе не значит, что я вкладывал бабки и покупал недвижимость за границей.
Кныш поморщился и искоса глянул на меня.
– Да кто ты такой! О тебе сразу забыли, когда целая команда «бугров» всплыла. А вслед за этим – короткое распоряжение из генпрокуратуры: дело Милосердовой закрыть за отсутствием состава преступления, всех подозреваемых из-под стражи освободить. Прислали к нам эту любвеобильную даму в занавеске, которая как будто провела следствие повторно. Так что можешь поблагодарить бога за такое везение.
Я кивнул, сделал шаг в сторону.
– Хорошо, я так и сделаю. Только вот о чем я хочу тебя предупредить. Вы закрыли дело. А я – нет.
– Сумасшедший, – очень спокойно и уверенно ответил Кныш, повернулся ко мне спиной и пошел к себе.
Не успел я пройти и двадцати метров, как меня едва не сбил с ног Леша.
– Кирилл! – закричал он и так крепко стиснул в объятиях, что у меня свело дыхание. – Тебя выпустили? Дал подписку о невыезде? Я же предупреждал тебя, чтобы ты ничего не рассказывал своему менту!
Я брел по улице словно в тумане, думая над тем, что мне говорили следователь и Кныш, и не сразу воспринял Лешу вместе с его эмоциональным порывом.
– Да-да, – кивал я. – Все в порядке. Меня отпустили. Теперь домой. Да здравствует свобода! Откуда ты узнал, что меня взяли?
Я совсем забыл, что сам просил Анну сказать об этом Леше. Мне надо было сообщить ему еще очень много, так много, что я не знал, с чего начать. В голову не пришло более оригинальной идеи, чем свернуть в ближайший магазин, взять бутылку массандровского хереса и спуститься в открытое кафе при ресторане «Парус», куда мы с Лешей поставляли крабов.
– Мне кажется, что это было несколько лет назад, – сказал Леша, откинувшись на спинку стула и глядя на море.
– Что – это? – спросил я, разливая вино по стаканам.
– Подводная охота, наши с тобой вечерние встречи в этом месте и традиционные двести граммов. – Он вздохнул. – Надо же, как жизнь круто повернулась!
Я посмотрел на него. Человек искренне тосковал по недавнему времени, когда со мной были связаны лишь самые приятные впечатления. Теперь вместе со мной на него навалились мрачные и опасные дела, и отпускная эйфория сразу кончилась. Я был уверен, что он немного жалел о том, что связался со мной. «Сейчас я тебе еще про деда расскажу, – подумал я злорадно, вспомнив, как Леша обнимал Анну, – и у тебя сразу пропадет охота крутить любовь с моей подругой».