Книга Унесенные ураганом - Роксана Сент-Клер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мак, – шепнул он. – Мне это больше нравится.
Она поцеловала плечо Квина и вздохнула, ее пальцы вновь отправились в путешествие по его животу.
– Мак. Что мне теперь делать? Я не хочу уезжать отсюда. Не хочу расставаться со своим жилищем, с работой, со всем своим маленьким миром. Я знаю, что это все в ужасном беспорядке, но...
– Шш. – Он заставил ее умолкнуть, положив палец ей на губы. – Я займусь этим, прямо завтра. Нужно кое в чем разобраться, и я намереваюсь поговорить с боссом обо всех открывающихся здесь возможностях и как сделать, чтобы не сносить тут всего. Давай на сегодня оставим этот разговор.
– Хорошо, только мне надо кое-что сказать тебе. Очень важное. Это имущество... продажа... в общем, я не из-за этого всего была с тобой сейчас.
– Я и так это знаю. – Квин поцеловал ее волосы, притянул к себе это невероятно прекрасное тело. – Все дело в том, как хорошо я чиню твою крышу.
– Именно так, – согласилась Николь, поблескивая глазами в лунном свете. – Ты закончишь там, перед тем как уехать?
– Один – нет. Мне надо еще раз посмотреть на те бумаги. Все продумать...
Николь подскочила.
– Мы же оставили бумаги там, на столе, вместе с пикником!
Квин бережно уложил ее обратно.
– Позже возьму. Заодно уберу со стола, после того как те расхитители наконец лягут спать.
– Спасибо.
– Сначала кровельщик. Потом уборщик. Какие еще занятия ты для меня приготовила?
– О, у меня много вакансий.
Он потянул ее ногу и положил к себе на бедро.
– Например?
– Любовник. – Она соблазнительно изогнулась.
– Введи меня в игру, тренер.
Что и было сделано.
Первым сознательным ощущением Николь поутру явилась сильная рука, лежащая поперек ее живота. Ровное спокойное дыхание овевало ей ухо. Не двигаясь, Николь стрельнула глазами на утренние тени, чтобы оценить время. Шесть, решила она, судя по розовому цвету кусочка неба, который могла видеть. Полседьмого, может быть.
Ей хотелось мурлыкать наподобие котенка. Хорошо спалось в кровати Мака! Перед этим они не разжимали объятий, кроме как на те несколько минут, какие Мак любезно потратил на вызволение бумаг. Николь приготовила целую тарелку сэндвичей из сыра и крекеров, нашедшихся в корзине, и они съели их прямо в постели, потом опять любили друг друга – на ложе из крошек. И повторили это снова.
Николь сдержала улыбку при этом воспоминании. Да, ночью случилось многое, что стоило помнить. Но наверх, к свету сознания, все же постоянно всплывали его слова, те слова, которые он сказал в самый первый их раз:
Ты моя единственная.
Что это могло значить? Не на самом же деле он так думал. Они знакомы меньше недели! Или все-таки?
Мужчина пошевелился и обнял ее крепче. Как будто знал, о чем она сейчас думает. Но его дыхание опять стало по-прежнему ровным, и Николь, закрыв глаза, позволила себе пофантазировать о том, что Мак, возможно, ее не оставит. Вовсе не поедет обратно в Нью-Йорк или хотя бы будет приезжать сюда. Как это он выразился? «То, о чем я знаю, может ведь и продлиться»?
Но он же только о сексе говорил. Или нет?
Ею овладело тепло, рождающееся где-то в груди. Прямо там, где билось ее сердце – одинокое, независимое, старательно оберегаемое от неизбежных страданий, приходящих с любовью. От ноющей, мучительной боли, впервые узнанной тем зимним утром в Чикаго, от страха и шока открытой под ногами могилы.
Двух могил.
Любить – значит потерять. Ведь так?
Закрывшись ресницами от нежного утреннего света, она вызывала в памяти обрывки прошлого, которые обыкновенно старательно прятала подальше. Блинчики на круглом столе в залитой солнцем кухне. Сладкий аромат, исходящий от взрослой женщины: она читает Николь, сидя, обнявшись с ней, на голубых бархатных подушках дивана. Вот рослый черноволосый мужчина весело смеется, подхватывает девочку, вертит ее в воздухе по всей комнате и поет: «Николь-фасоль!»
Николь проглотила непрошеный комок в горле, смигнула с глаз влагу. Ну зачем возвращаться к запретному?
Все из-за этого Квина. Не хочу, чтобы он творил со мной такое. Разве не жила тетя Фредди прекрасно, ну просто прекрасно, безо всякого там мужа?
Мужа?
Николь тихо ахнула, пораженная собственной мыслью. Это еще что за новости? Мак пошевелился, рука с живота перекочевала на грудь. Проснулся.
– О чем думаешь, красавица моя?
О господи!
– О страховании.
– Ого. Похоже, прошлым вечером я действительно выбил тебя из колеи.
– Даже из всего, что на мне было надето, – со смехом подтвердила Николь.
– Ага. Эти твои крохотные трусишки. Наденешь их опять? – Квин дотронулся до ее плеча. – Эй, – шепнул он. – Иди ко мне.
От этих слов, сладких как мед, у нее закружилась голова.
Николь медленно перекатилась на другой бок, но вместо того, чтобы взглянуть в лицо, уткнулась Квину в шею. Он приподнял ее голову за подбородок, и она прочла в его глазах, насколько точно он угадывает ее эмоции.
– Плачешь? В чем дело?
Она отрицательно затрясла головой; кивнула, сглатывая разрастающийся комок; покачала головой опять. Мужская рука скользнула по ее лицу, легла на щеку, большой палец погладил дрожащие губы.
– Что случилось, крошка? Я виноват?
– Я же сказала, – тихо ответила она. – Тот полис.
Какое-то время он смотрел на нее. Из дальнего конца комнаты прозвучала мелодия телефона, но Квин не торопился встать. Николь слегка толкнула его.
– Ответь. Так рано звонят, значит, что-нибудь важное.
– Не-а. Это мой босс. Для него сейчас разгар рабочего дня.
Но Квин все же вылез из кровати, одарив Николь ошеломительным видом обнаженных ягодиц. Взял телефон и снова уселся на кровать, спиной к Николь.
Нажав кнопку соединения, он ворчливо произнес в трубку свою фамилию.
Изучая удивительную мускулатуру на голой спине, Николь отметила алые царапины, оставленные ее ногтями.
– Сегодня? – Голос Мака звучал пораженно. – Это почему? Мы еще не готовы.
Тревожный колокол тяжело ударил в ее сердце. Это про «Морской ветерок».
– Ничего не слышал про другого покупателя.
Другой покупатель? Значит, это не о ней.
– Норткот дразнит тебя, Дэн.
Нет. Про меня. Николь подобралась: сейчас он обернется, посоветуется с ней взглядом...
– Сколько? – Мак запустил пальцы во встрепанные волосы.
Посмотри же на меня. Мак. Покажи, что ты мой союзник, не воротила с этим противным ледяным голосом, работающий снова против меня. Нет, сидит как истукан.