Книга Фатерланд - Роберт Харрис

Он закрыл папку и встал.

Фибес, прищурившись, раскачивался взад и вперед.

– Не хочешь забрать с собой? Разве ты не работаешь вместе с гестапо по этому делу?

– Нет, у меня отдельное дело.

– Ох! – Он тяжело опустился на стул. – Когда ты сказал «государственная тайна», я подумал… А, ладно. С рук долой. Слава Богу, гестапо взяло его к себе. Обергруппенфюрер Глобус. Ты, должно быть, слыхал о нем? Головорез, это верно, но он разберется.

В справочном бюро на Александерплатц был адрес Лютера. Согласно данным полиции, он все ещё жил в Далеме. Марш закурил и набрал номер телефона. Телефон долго не отвечал – где-то в городе унылым эхом отдавались звонки. Он уже было собирался положить трубку, когда ответил женский голос:

– Да?

– Фрау Лютер?

– Да. – Голос звучал более молодо, чем он ожидал. Правда, осипший, словно женщина дома плакала.

– Меня зовут Ксавьер Марш. Я следователь берлинской криминальной полиции. Могу я поговорить с вашим мужем?

– Извините… Я не понимаю. Если вы из полиции, то наверняка знаете…

– Знаю? Что я знаю?

– Что его нет. Он пропал в воскресенье.

Она заплакала.

– Мне очень жаль. – Марш положил сигарету на край пепельницы.

Боже милостивый, ещё один.

– Он сказал, что едет по делам в Мюнхен и вернется в понедельник. – Она высморкалась. – Но я обо всем этом уже говорила. Вы наверняка знаете, что этим делом занимаются на самом высоком уровне. Что?..

Она замолчала на полуслове. На том конце слышался разговор. Резкий мужской голос о чем-то спрашивал. Марш не мог разобрать, что она ответила, потом фрау Лютер снова взяла трубку:

– Тут у меня обергруппенфюрер Глобоцник. Он хотел бы с вами поговорить. Как, вы сказали, вас зовут?

Марш положил трубку.

Уходя, он думал о звонке к Булеру в то утро. Голос пожилого человека:

– Булер? Отвечай же. Кто это?

– Друг.

Щелчок.

7

Бюловштрассе, улица примерно с километр длиною, проходит с запада на восток через один из самых оживленных районов Берлина неподалеку от Готенландского вокзала. Американка проживала в многоквартирном доме.

Дом был менее ухоженным, чем ожидал Марш: в пять этажей, с темными от накопившихся за сотню лет выхлопных газов, усеянными птичьим пометом стенами. У подъезда на тротуаре сидел пьяный, провожая поворотом головы каждого прохожего. На противоположной стороне улицы проходила надземная часть городской железной дороги. Когда он ставил машину, от станции «Бюловштрассе» отходил поезд, из-под колес его красных с желтым вагонов сыпались голубовато-белые искры, отчетливо видимые в сгущающихся сумерках.

Квартира была на четвертом этаже. Журналистки не было дома. «Генри, – извещала приколотая к двери записка на английском языке, – я в баре на Потсдамерштрассе. Целую, Шарли».

Марш знал лишь несколько слов по-английски, однако достаточно, чтобы понять суть написанного. Он устало спустился по лестнице. Потсдамерштрассе – очень длинная улица со множеством баров.

– Я ищу фрейлейн Мэгуайр, – обратился он внизу к привратнице. – Не подскажете, где её найти?

Ту словно подстегнули.

– Она вышла час назад, штурмбаннфюрер. Вы уже второй, кто её спрашивает. Через пятнадцать минут после того, как она ушла, пришел молодой парень. Тоже иностранец – шикарно одетый, коротко подстриженный. Она будет не раньше полуночи – это я вам обещаю.

На скольких же жильцов старуха стучала гестапо, подумалось Маршу.

– А какой из баров она регулярно посещает?

– «Хайни», это рядом, за углом. Там собираются все эти чертовы иностранцы.

– Ваша наблюдательность делает вам честь, мадам.

К тому времени, когда Марш через пять минут оставил её и женщина снова вернулась к своему вязанью, она нагрузила его всевозможной информацией о «Шарли» Мэгуайр. Он узнал, что у американки темные коротко подстриженные волосы; что она небольшого роста и у неё стройная фигура; что на ней голубой блестящий синтетический плащ и туфли «на высоких гвоздиках, словом, как у шлюхи»; что живет она здесь уже полгода; что она допоздна не бывает дома и часто не встает до полудня; что она задолжала за квартиру; что он должен взглянуть на бутылки из-под спиртного, которые эта особа выбрасывает… Нет, мадам, спасибо, у него нет желания их осматривать, в этом нет необходимости, ваша информация была так полезна…

Он пошел направо по Бюловштрассе. Первый же поворот вывел его на Потсдамерштрассе. «Хайни» находился в пятидесяти метрах на левой стороне улицы. На раскрашенной вывеске изображен хозяин в фартуке, с закрученными, как руль велосипеда, усами, с большой кружкой пенящегося пива в руке. Под ней частично перегоревшие неоновые буквы: «.ай.и».

В баре было тихо, если не считать сидевшую в углу за столиком компанию из шести человек, громко говоривших на английском языке. Она была среди них единственной женщиной. Смеялась и взъерошивала волосы мужчине старше её. Тот тоже смеялся. Потом он увидел Марша, сказал что-то и смех прекратился. Когда он подходил, все смотрели на него. Он осознавал, что на нем форма, слышал скрип своих сапог на натертом деревянном полу.

– Фрейлейн Мэгуайр, меня зовут Ксавьер Марш. Я из берлинской криминальной полиции. – Он предъявил свое удостоверение. – Мне бы хотелось поговорить с вами.

У неё были большие темные глаза, блестевшие в свете лампочек, освещавших бар.

– Давайте.

– Пожалуйста, наедине.

– Мне больше нечего добавить. – Она повернулась к мужчине, чьи волосы ерошила, и пробормотала что-то. Все рассмеялись. Марш не двигался. Наконец поднялся мужчина помоложе в спортивной куртке. Он достал из нагрудного кармана визитную карточку и протянул Маршу.

– Генри Найтингейл. Второй секретарь посольства Соединенных Штатов. Извините, герр Марш, но мисс Мэгуайр рассказала вашим коллегам все, что ей известно.

Марш не обращал никакого внимания на карточку.

Женщина сказала:

– Если вы не собираетесь уходить, почему бы вам не присоединиться к нашей компании? Это Говард Томпсон из «Нью-Йорк таймс». – Мужчина постарше поднял свой стакан. – Это Брюс Фаллон из «Юнайтед Пресс». Питер Кент, «Си-би-эс». Артур Хайнз, «Рейтер». С Генри вы уже знакомы. Меня вы, видимо, знаете. Мы здесь собрались отпраздновать последнюю новость. Вы ведь слышали важное сообщение? Давайте к нам. Теперь американцы и эсэсовцы – большие друзья.

– Осторожнее, Шарли, – предостерег молодой человек из посольства.

– Заткнись, Генри. Черт возьми, если этот парень так и будет стоять, я поднимусь и стану говорить хотя бы ради того, чтобы не помереть от скуки. Слушайте же. – На столе перед ней лежал измятый лист бумаги. Она бросила его Маршу. – Вот чего я добилась из-за того, что впуталась в это дело. Моя виза аннулирована за «общение с германским гражданином без официального разрешения». Мне полагалось покинуть страну сегодня, но мои друзья переговорили с министерством пропаганды и мне продлили этот срок на неделю. Разве не здорово? Вышвырнуть меня в день такого важного сообщения?