Книга И возвращу тебя.. - Алекс Тарн

— Не, — Берл отрезал кусочек мяса, зажмурился, пожевал, подумал и констатировал. — Шафман хуже.

— Чего-то я не пойму… — сказал «Че Гевара» с явной тревогой в голосе.

— Погоди, Авиад… — остановил его Чико и выбил пальцами барабанную дробь. — Вы, ребята, того… вы мне сразу скажите: принесли или нет? У меня лишнего времени нету.

Берлу стало весело. Он не имел даже отдаленного понятия, о чем идет речь, и это придавало игре дополнительную увлекательность. В конце концов отпуск это или не отпуск?

— Конечно, принесли, — твердо сказал он. — А как же.

Напротив него Колька делал безуспешные заходы на раздувшееся туловище питы. Берл улыбнулся.

— Коля, ты кусай, не бойся. Закрой глаза и вгрызайся. Фалафель — это для храбрых, как жизнь. Что упадет, то упадет. Живи минутой. И поглядывай за соседом.

— Русские, — неодобрительно хмыкнул «Че Гевара», как будто догадавшись, что речь идет о нем. — А так и не скажешь.

— Погоди, Авиад… — повторил Чико и тронул Берла за руку. — Покажи.

— По-твоему, я похож на фраера? — спросил Берл с обидой в голосе. — Сначала ты покажи.

— Что тебе показать?

— Как это «что»? — удивился Берл. — Ты ж не «Мисс Вселенная», бижу. Что ты можешь мне показать, кроме денег?

Чико присвистнул и задергался, как марионетка в руках неврастеника. Теперь уже он изображал обиду и изумление, причем нешуточные.

— Послушай меня, каппара, и послушай внимательно, — произнес он скороговоркой. — Я не знаю, кто ты, как тебя зовут и сколько у тебя людей. Если ты съел Шафмана, то, наверное, человек серьезный. Тем более — кто любит Шафмана? Шафмана не любит никто. Но даже Шафман знает, что везде есть правила. Везде! Даже в футболе! Если какой-нибудь пидор сбивает нашего нападающего в штрафной площадке, то положен пенальти. Так или не так?

— Так! — эхом откликнулся «Че Гевара», для верности пристукнув по столу. — Был пенальти! Сто процентов был!

— Погоди, Авиад… Вот и в нашем деле так же. Никто не платит заранее — ни в Ликуде, ни в партии Труда. Да они и не могут, ты пойми, человек. За ними ведь конкуренты в семь глаз смотрят. У них у всех яйца вот в таких вот тисках! Чуть что — хрясь! — Чико сжал кулак и сморщился, как от невыносимой боли. — Так что пе?чи-ме?чи дают потом, месяца через три, после того, как все уляжется. Откуда же я тебе их сейчас возьму, когда до выборов еще полгода? Мы работаем на доверии, каппара. На доверии! Я ж тебе тоже доверяю. Вот ты приносишь мне бланки, да? Я ж не спрашиваю — откуда? Может, ты этих новых членов партии в психушке подписал. Может, они педофилы все до одного или серийные убийцы. Или старички из дома престарелых, которые имени своего не помнят. Кого волнует? Главное, чтоб не в земле пока и чтоб потом проголосовали как надо. Это уже твое дело и тоже, заметь — на доверии! Люди должны друг другу верить, каппара. Должны дружить. Человек человеку — друг. Друг! Понимаешь?

Берл облегченно кивнул. Теперь он действительно понял. Чико зарабатывал на жизнь перепродажей избирателей для внутрипартийных выборов. Претенденты на приличное место в партийном списке крупной партии обычно нанимали таких подрядчиков для мобилизации нужного количества голосов. Демократия стоила денег и немалых.

Он доел стейк и отодвинул тарелку.

— Понимаю. Давай дружить, уговорил. Знаешь, Чико, есть это у тебя, есть… как его… ну, дар убеждения.

— Как? — не понял Чико.

— Гладко врешь, — пояснил Берл. — Ты сам-то в политику податься не пробовал?

— Всему свое время… — загадочно ответил Чико, подмигивая всем своим телом. — Меня все хотят. Но я пока не решил.

Берл понимающе покачал головой.

— Платформа не устраивает?

— Ага, — Чико опустил уголки губ и важно наморщил лоб, отчего и в самом деле немедленно стал похож на депутата кнессета. — Я за рабочих. За слабые слои населения. Может, свою партию сделаю.

— Да ну? — обрадовался Берл. — А меня запишешь?

«Че Гевара» возмущенно крякнул и приподнялся на стуле.

— Да что с ним говорить, Чико? Гони ты их в шею. Он ведь над тобой издевается! Позвать ребят?

— Погоди, Авиад… — сказал Чико. — А тебе, каппара, я в последний раз говорю, пока по-хорошему. Есть бланки — давай, посмотрим. Нет бланков — идите себе с миром. Зачем вам проблемы?

Берл ухмыльнулся.

— Проблемы-то у тебя, бижу. Только ты этого пока еще не понял.

— Да что… — начал было привставать «Че Гевара», но Берл мигнул Кольке, и тот, оторвавшись от своего фалафеля, быстрым коротким движением ударил дядьку в кадык. «Че Гевара» захлебнулся, закатил глаза и лег грудью на стол. Все произошло настолько быстро и бесшумно, что занятые цирковым представлением Сасона посетители не заметили ровным счетом ничего.

Чико сидел бледный, приоткрыв рот, и молчал. Впервые за все время беседы он пребывал в полной неподвижности. Берл неторопливо положил ему на плечо руку, передвинул поближе к жилистой шее, отыскал пальцем артерию.

— Просил ведь ты у него: «Погоди, Авиад… погоди, Авиад…» Сколько раз просил, а? Четыре? Пять?.. Эх, не хотят люди слушаться. Правильно ты говорил, бижу: люди должны друг другу верить. И дружить. Но мы-то с тобой друзья не разлей вода, правда, Чико? Я бы даже сказал — до гроба. Я даже догадываюсь — до чьего гроба именно. Хотя, ты ведь не станешь делать глупости, когда рядом с тобой такой близкий друг? Правда?

Берл слегка нажал пальцем. Чико дернулся, но тяжелая рука крепко держала его за горло, и он обмяк, поняв бесполезность сопротивления.

— Пусти… пусти…

— Не пущу, — улыбнулся Берл. — Не пущу, пока ты мне не поможешь, бижу. А ты мне поможешь, уж поверь опытному человеку.

Чико робко кашлянул.

— Я бы рад, да пока не могу. Мало голосов, тысячи не наберется. Приходи через месяц…

— Тысячи? — присвистнул Берл. — Вот это да… А ты и в самом деле крупный политический деятель. Только мне ведь столько голосов не надо, бижу. Мне, знаешь, одного твоего хватит. Расскажи-ка мне о своей прежней профессии. Еще до эпохи твоего блистательного политического взлета.

— До политики? — Чико пожал плечами. — В профсоюзах, то есть?

— Так ты еще и в профсоюзах побывал? — восхитился Берл, снимая руку с Чикиного плеча. — Ну ты, брат, даешь… Послужной список, прямо как у Бен-Гуриона! Нет, я о другом. Девяносто первый год помнишь? После войны в Заливе? Тогда ты трудился, скажем так, по международной линии. Занимался завозом работниц полового труда из дальнего зарубежья. Что молчишь?

Чико вздохнул.

— Все правильно, — сказал он. — Спорить не стану. Занимался. Завозил. Даже собственный «массажный кабинет» держал наверху, на Кармеле, около гостиниц. Только тогда же и завязал с этим делом, в конце девяносто первого. Спрашивай, чего тебе надо, отвечу. У меня секретов с того времени никаких не осталось. Все чисто.