Книга Дом свиданий - Леонид Абрамович Юзефович

— То есть?

— Человек вы не шибко образованный, но интуиции вам не занимать. Вы правильно угадали: мифы потому и живут тысячелетиями, что повторяются вечно. В мире появляются железные дороги, нарезные винтовки, раздвижные цилиндры, но сам человек остается таким, каким был и будет всегда. В своей мифологии древние греки собрали все возможные сюжеты нашей жизни. Свод гениальный, им можно пользоваться по сей день. И в поисках убийцы Якова Семеновича история бедной Каллисто нам пригодится.

— Нам? — переспросил Иван Дмитриевич.

Добровольных помощников он не любил почти так же, как агентов, доносящих не за деньги, а из чувства гражданского долга.

— Если вы откажетесь от моих услуг, — твердо сказал Зеленский, — я буду расследовать это дело в одиночку. Хотите выслушать мои соображения?

— С удовольствием.

— Начнем по порядку. Итак, Яков Семенович был убит в ночь с воскресенья на понедельник. А в воскресенье вечером, накануне его смерти, вы оставили мне ту записку. Отсюда я делаю вывод, что покойный знал о нависшей над ним угрозе. Вы, Иван Дмитриевич, многое скрываете от меня, но я думаю, что Яков Семенович незадолго до гибели получил предупреждение в виде загадочной фразы о семи звездах, открывающих врата. Он призвал на помощь вас, вы — меня. В тот вечер вы не застали меня дома и написали записку. Впрочем, все равно тогда я не сумел бы расшифровать эту криптограмму. Теперь дело другое. Теперь я уверен: этой фразой будущий убийца предупреждал Якова Семеновича, что его тайна раскрыта и возмездие не заставит себя ждать.

Иван Дмитриевич вспомнил Гайпеля. У того выходило, что сам Куколев проник в чью-то тайну, у Зеленского — наоборот. Но результат был один: смерть.

— Фраза такова, что в ней можно вычитать какой угодно смысл, — возразил он, подумав о доме в селе Медведково и семи тысячах, которые барон Нейгардт сулил Куколеву-старшему.

— Дельфийский оракул тоже изъяснялся на языке, отличном от языка учебников арифметики. Но давайте по порядку. Вы признаете логичными мои предшествующие рассуждения?

— Вполне.

— Тогда пойдем далее. Знак Большой Медведицы — раз. Гостиница «Аркадия» — два. И воскресенье, между прочим, седьмой день недели. Неужели все это лишь совпадения? И последнее: вам не приходило в голову, что исчезновение Марфы Никитичны связано со смертью ее сына?

— Я думал об этом.

— А о том, что Яков Семенович… Не думали?

— Что Яков Семенович — что?

— Нет, не верю, что вы не подумали!

Глаза у Зеленского диковато расширились, лицо стало таким, словно он сам, как дельфийская пифия, восседал на треножнике над уходящей в недра земли расселиной, откуда сочатся ядовитые испарения: они священным безумием дурманят мозг, скрывают видимое и открывают незримое.

— Не думали, Иван Дмитриевич? А стоило бы! Недаром от рождения он был хром, как бес.

— Во-он вы о чем…

— Что, не решаетесь вслух произнести? Страшно вымолвить?

— Вы подозреваете, что Яков Семенович… Что он — матереубийца? Как Аркад?

— Я знал, что эта мысль вас не минует, — удовлетворенно кивнул Зеленский.

Некоторое время шли молча. Иван Дмитриевич заговорил первым:

— Как-то плохо верится, но допустим. Зачем же понадобилось ему убивать ее?

— Скорее всего, причина банальнейшая: деньги. Когда звенит золото, умолкают все чувства. Как музы во время войны.

— При чем здесь деньги? У Марфы Никитичны только и было, что сундук с обновами, которые она отказывалась носить.

Зеленский покачал головой:

— Вы заблуждаетесь. Когда умер ее муж, большую часть имущества он отписал не сыновьям, а жене. По закону владельцем была она, хотя всем распоряжался младший сын. Ему же все и отходило по завещанию. Но недавно Марфа Никитична стала поговаривать, что напишет новое завещание и главным наследником сделает не младшего сына, а, как положено, старшего.

— И почему так?

— У нее окончательно испортились отношения с Шарлоттой Генриховной. Вдобавок та и Оленьку настроила против бабушки. Да и на старости лет Марфа Никитична стала понимать, каков у нее младшенький. Видать, прознала про него.

— Что прознала?

— За ним всякое водилось, — уклончиво ответил Зеленский.

— А откуда вы все это знаете?

— Марфа Никитична была со мной откровенна.

— И чем вы заслужили ее дружбу?

— Тем же, чем и вашу: знанием древнееврейского. Она хоть и перешла в православие, чтобы сыновья и невестки не отлучили от внучек, но Святейшему Синоду не доверяла. В частности, кое-какие места в синодальном переводе Библии казались ей сомнительными. Она подозревала тут сокрытие от народа правды и просила меня сличать русский текст с греческим, а то и с еврейским. На этом-то мы и подружились.

Они описали круг по соседним кварталам и приближались к дому.

— Но если, как вы считаете, Марфа Никитична — Каллисто, кто же Ликаон? — спросил Иван Дмитриевич.

— Знал бы, так сказал бы вам первому.

— Но, Сергей Богданович, старухе идет седьмой десяток. Вряд ли ее отец жив. Еще менее вероятно, что старец в возрасте Мафусаила убил внука, чтобы отомстить за дочь.

— Дорогой мой, нельзя же все понимать буквально! — покривился Зеленский. — Даже счет, поданный вам в ресторане, допускает различные толкования. Тем более миф. Там дед, и тут, что ли, обязательно должен быть дед? Да ничего подобного! Якова Семеновича ведь не разрезали на куски, не изжарили, как Ликаон поступил с Аркадом. Все это детали, а детали для нас несущественны. Это же не роман! Ленского, скажем, убивает Онегин, и мы очень удивились бы, взяв очередное издание и прочитав, что убийцей, оказывается, была няня Татьяны. Но и Каллисто, и Аркад, и Ликаон— они ведь не литературные герои! Они — символы. Побойтесь Бога, Иван Дмитриевич!

— И вот еще что. Если придерживаться вашей версии, получается, что убийца Якова Семеновича заранее знал, что тот намерен избавиться от своей матушки. Опять же как-то с трудом верится.

— Я, дорогой мой, никому ничего не навязываю. Хотите — верьте, хотите — нет. Дело ваше. Вы опытный сыщик, а я всего лишь дилетант. Но, собственно говоря, я к вам в помощники не набивался, вы сами втянули меня в это дело, а теперь уж не в вашей власти запретить мне размышлять и делать выводы. Не думаю, что сумел убедить вас в моей правоте, но хочу напоследок дать один совет: не торопитесь. Плывите по течению. Вы человек действия, но на сей раз лучше запастись терпением. Наш Ликаон скоро сам выдаст себя.

— Помилуйте! Каким образом?

— Убийца Аркада тоже должен умереть, — сказал Зеленский.

Возле дома они простились, каждый направился к своему подъезду. Зеленский уже открыл дверь, но Иван Дмитриевич не удержался и окликнул его: