Книга Боги слепнут - Марианна Алферова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Значит, уже стемнело. И скоро явится её избавительница и сделает долгожданный укол…
– Мечта, – шептала Летиция. – Мечта. И вот послышался знакомый голос в темноте. Приятный, чуточку сладковатый запах духов.
– Оценила? – спросил вкрадчивый голос. – Возьмёшь меня с собой?
Летиция почувствовала, как игла входит в вену.
– Идём, – щедро предложила Летиция. – За мной, скорее! Скорее!
Летиция опять очутилась в пещере, клубы серного желтоватого дыма медленно поднимались к своду. В следующую секунду Летиция уже мчалась по узкому коридору, пробитому в скале. Ей показалось, что кто-то летит следом. Она оглянулась, увидела прозрачную тень, но тут же потеряла её из виду. И вот опять возникло поле под зелёным небом, туман клубился, расползаясь вширь, и казался почти одушевлённым. Летиция блуждала меж теней. И вдруг взгляд её остановился на спине идущего впереди. Вместо погребальной тоги – красная военная туника, грязная тряпка обмотана вокруг шеи. И… призрак хромал! Летиция бросилась к нему. Элий! Догнать не могла. Тень ускользала. А туман поднимался все выше и уже был готов скрыть Элия с головой.
– Куда же ты! – кричала она.
Но он её не слышал. Она брела в тумане, как в воде. Туман все густел, цеплялся клочьями за одежду, за волосы, хватал липкими влажными щупальцами за руки.
– Элий!
Она была уже рядом. Уже почти полностью в тумане. Студенистая зелень доходила до шеи и поднималась выше. Сейчас туман захлестнёт её, и Летти утонет. Останется здесь навсегда вместе с другими. Ужас гнал её назад! Назад немедленно! Спасайся! Из этого тумана нет выхода. Только тьма, только смерть. Она подпрыгнула и выплыла из тумана. Вспомнила, что может летать, и полетела. Догнала призрак, коснулась плеча. Он обернулся. Это в самом деле был Элий! Она обвила руками его шею, приникла к губам, губы были бестелесны. И все же она почувствовала, как он отвечает на её поцелуй.
– Летиция, ты здесь? Ты умерла?
– Нет, нет, я жива. И я пришла, чтобы позвать тебя назад.
– Это невозможно.
– Возможно. Ты мне нужен! Вернись!
– Здесь тихо. Покойно. И здесь нет боли. Зачем мне возвращаться?
– Здесь нет меня. И Постума. И Рима тоже нет.
Он вздрогнул. Она так и не поняла, какое из трех слов заставило его вздрогнуть.
Ибо руки её разомкнулись, непреодолимая сила потянула назад, прочь от Элия. И поле, затянутое зелёным густым туманом, сделалось недостижимо далеко.
Она очнулась и поняла, что видит. Небо за окном светлело. В палате горел ночник, и трое медиков, обряженные в зеленое, суетились вокруг её кровати. Она отнеслась к возвращению зрения почти безразлично. Была уверена, что умирает.
– Не надо погребальных обрядов, – шептала Летиция. – Бросьте моё тело в море. Иначе моя душа переправится в ладье Харона, а душа Элия останется на этом берегу. Мы разлучимся на сто лет. А я этого не вынесу.
– Ты не умрёшь, – сказал один из медиков, и, несмотря на маску, Летиция поняла, что тот улыбается. – Нашли нужный антибиотик. Опухоль начала спадать. И ты видишь.
– Я вижу, – согласилась Летиция. – Но зачем? И где та девушка, что дежурила ночью? – Летиция вспомнила о тени, несущейся следом в наполненном серными испарениями коридоре. – Где она?
Медики переглянулись.
– Она ушла, – после паузы сказал кто-то из этих троих.
* * *
Он был одет в чёрную тунику, как и они. Он шагал, вплотную прижимаясь плечом к плечу соседа, и кто-то так же давил на его плечо. Они шагали в ногу. Гимп постоянно сбивался. Слева него был человек. Справа – гений. Наверное, невозможно шагать в ногу, если ты слеп.
Гюн шёл впереди. Они шагали колонной по четыре в ряд. Печатали шаг. И от этого печатанья в голове у Гимпа будто стучал барабан.
– Разойтись! – приказал Гюн.
Подчинённые разбежались мгновенно. Только Гимп застыл посреди форума. Он не видел, как один из парней поливал из канистры бензином стену базилики. К первому подскочил второй. Тоже с канистрой. Охраны не было. Вообще никого. Только чёрные тени суетились вокруг. Мраморные статуи в двухэтажной аркаде смотрели на чёрных демонов нарисованными глазами.
– Пусть исполняются желания! – кричал какой-то юнец. – Да здравствуют исполнители! Гимп уловил запах бензина.
– Что они делают? – спросил с тревогой. Гюн подошёл.
– Обливают горючим базилику, а потом подожгут, – ответил охотно.
– Зачем?!
– Они исполняют желания. Их об этом попросили.
– Какие желания! Что ты мелешь? Кто мог попросить такое?
– Люди. Очень часто желают. Я сам удивляюсь, до чего часто!
– Раньше желали другое. Просили здоровья для больных детей, возвращали мужей с войны, спасали пропавших без вести.
– Ты глуп, Гимп. Отныне у нас свобода желаний. Как и свобода слова. Они всегда хотели этого – пожаров, убийств, насилия. Но цензоры и боги сдерживали их порывы. А мы находились в услужении и сами ничего не решали. Теперь все изменилось. Мы потеряли своё место, но мы и нашли его вновь. Теперь люди хотят того, чего хотели с самого начала, без указки сверху. И мы – вот что интересно – желаем того же самого! И исполняем с восторгом. Изведал ли ты это счастье – исполнять с восторгом? Выше нет ничего. Поверь.
– Не желаю! – воскликнул Гимп. – Останови их! Гении не могут потакать ненависти, потакать войне, пожарам, горю… – Слова гения Империи уходили в пустоту. Напрасно Гимп тянул к бывшим собратьям руки – меж ними была стена чернее августовской ночи.
Базилика уже горела вся – до крыши. На фоне беснующихся рыжих языков скульптуры казались неестественно застывшими, будто уверены были, что беда им не грозит. Их мраморные руки по-прежнему сжимали мечи и свитки, их гордые головы венчали наградные венки.
– Пожар! – закричал Гимп и бессмысленно замахал руками. Он не видел огня, но слышал треск пламени. И от этого было ещё страшнее – ему казалось, что весь Город горит.
– Кто придумал, что можно исполнять только хорошие желания? А? Плохие желания куда занятнее, – рассмеялся Гюн.
Треск пламени становился все сильнее.
– Ты погубишь Рим окончательно, – воскликнул Гимп, в отчаянии вертя головой.
– Я его спасу.
– Ты его не спасёшь. И власти над ним не получишь!
И Гимп кинулся в пламя.
Гюн попытался его удержать. Но не успел. Гимп скрылся в пылающей базилике.
Огонь…
Обезумев от общения с вымыслом, писатели жгут рукописи, если хотят истребить их безвозвратно. Не рвут, не закапывают в землю – жгут.
Только огонь уничтожает без остатка дерево и бумагу. И стирает память. Огонь может стереть любые, самые дорогие имена. Даже имя гения Рима, подлинное имя, может стереть огонь.