Книга Елка. Из школы с любовью, или Дневник учительницы - Ольга Камаева

А у самих ребятишек спросили, каково им? Нет, конечно. Важнее, чтобы отцы-радетели засветились. Вдруг никто не узнает, что они денежку на благое дело потратили! Это раньше добро творили в тишине. А сейчас о нем принято не молчать — кричать! Громче! Еще громче! А то не услышат! У нас теперь часто много шума из ничего.

И откуда «сотни неравнодушных людей», не секрет: спустят разнарядку по предприятиям, по частникам — и попробуй не выполни. У мамы одна приятельница — верующая — рассказывала: у них батюшку и то обязали отчеты сдавать, сколько его приход за энный период благих дел совершил. Мы тогда долго смеялись.

Разговор был окончен.

— Жаль, что вы, учитель, не поддерживаете идею возрождения благотворительности, — отпела меня чиновница напоследок. — Но если кого-то наше предложение не устраивает, желающих много…

Пока я надевала пальто, секретарша нырнула в кабинет. Дверь оказалась приоткрыта, и в приемную донеслось громкое фырканье:

— Им дают, а они еще недовольны… Зажрались… Вместо благодарности…

Застегивалась я в коридоре. Там же сделала открытие: старые грымзы получаются из грымз молодых.

Ноутбук Алексею все-таки дали, хотя на вручение он так и не пошел. Видимо, решили не раздувать инцидент: мало ли, вдруг дотошная училка еще куда пойдет или напишет.

Но зато сегодня оторвались. То директор, то Сова:

— В ряде классов снизилась успеваемость. Например, у Елены Константиновны…

— Мы проверили наглядное оформление кабинетов. К сожалению, у Елены Константиновны…

— Некоторые учителя систематически срывают дежурство. Елена Константиновна…

И уже под занавес — главное:

— Мы долго думали, выносить ли данный вопрос на педсовет… Даже как-то неудобно говорить, но отдельные наши коллеги до сих пор не понимают всей важности взятого руководством города курса на развитие благотворительности. Помощь получили сотни семей; сколько родителей к нам подходят, благодарят…

И еще минут пять в том же духе.

— Сегодня мы не станем называть имен. Надеемся, человек хорошо подумает и в следующий раз обязательно поддержит это важнейшее, в том числе и для воспитания молодежи, направление общественной деятельности.

Ага, никто и не догадался, по поводу кого сыр-бор!

— …и вместо того, чтобы ходить и мешать людям работать, сам сделает хоть что-то полезное.

После педсовета подошла Мадам.

— Что ж ты такая… — в конце концов она подобрала приличное слово: — Прямолинейная? Сказала бы в последний момент: заболел — и все. Не догадалась, что ли?

Конечно, догадалась. Просто хотела по-честному.

29 декабря

Прибыла почти в десять вечера, отмечали корпоративный Новый год. После вчерашней выволочки решила не ходить, но Наташа пустилась на шантаж: раз компании нет, тоже не пойду. Да и неинтересный получается расклад: Сова будет веселиться, я весь вечер — сидеть дома, накручивать себя, а она моего отсутствия, может, и не заметит!

Приговор был срочно пересмотрен в пользу Наташи и моего вдруг распустившегося буйным цветом честолюбия. Вооружившись банкой чудных маминых помидоров и твердым решением встретиться с врагом на нейтральной территории, я отбыла согласно праздничной диспозиции.

(Так, фривольная моя… А шампанское-то еще действует!)

Вечер в школьной столовой оказался очень похож на свадьбу. Тосты становились все душевнее, музыка громче, забавы игривее. Чинные в начале вечера молодые (директор с Совой, конечно!) в конце его лихо отплясывали твист, а чопорно сидевшие за разными столами родственники (то бишь учителя-предметники) братались во всех публичных, а также укромных и недоступных посторонним взглядам местах.

Я немного потанцевала и даже, пойманная врасплох буйной затейницей, покрутила обруч, за что получила заправленную красной пастой ручку. Подумала: «Опять чья-то двойка». Ладно, вслух не брякнула. Вот что значит испорченное настроение!

Сидя за столом и наблюдая за общим весельем, неожиданно вспомнила давний детский конфуз. Я тогда только-только пошла в первый класс. По соседству с девчачьим туалетом, куда мы бегали довольно часто (не по спешной необходимости, а из-за того, что там собирались девчонки постарше, болтавшие на взрослые, даже пикантные темы, и случайно пойманные два-три незнакомых словечка казались нам приобщением к некому таинству), находилась обычная, без опознавательных знаков дверь. Иногда оттуда выходила наша техничка тетя Капа с ведром воды. Иногда около двери появлялись шланги или массивная деревянная швабра, напоминавшая перевернутую букву «Т». Эти нехитрые вещи пропадали в таинственной комнате, вход в которую нам был строго запрещен, и это делало ее еще загадочнее.

Но однажды я увидела, как туда зашла Любовь Ивановна, наша классная учительница. Я удивилась: неужели она, такая умная и строгая, имевшая поразительный, по моим понятиям, талант писать почти так же красиво, как в прописи, одетая в костюм и новую белую кофточку, а вовсе не в черный рабочий халат, какой у тети Капы, возьмет ведро и начнет мыть полы? Удивилась настолько, что отложила важное дело, по которому бежала мимо: попрыгать с девчонками на крылечке, радуясь последнему теплу осеннего солнышка.

Минуты шли, а я стояла у окошка и нетерпеливо притопывала ногой, раздираемая желаниями: выбежать к подружкам или все-таки узнать, кто у нас сейчас будет вести математику, раз Любовь Ивановна решила мыть полы.

Наконец, стукнул шпингалет. Никакого халата на учительнице я не увидела, только привычный костюм. И кофточка оказалась на своем законном теле. Но руки у Любови Ивановны были мокрые («Ага, воду все-таки наливала!»), и дверь, из-за этой неловкости вовремя не пойманная, распахнулась настежь. В проеме я увидела еще одну дверь, услышала знакомый журчащий звук наливаемой в бачок воды, и страшная догадка пригвоздила меня к полу: это тоже туалет!

Любовь Ивановна наклонилась ко мне и что-то спросила, но я даже не поняла, что именно. Смотрела вслед уходящей учительнице и не могла поверить: неужели она тоже?!. Именно тогда почитание почти обожествленной Любови Ивановны, а с нею и всех педагогов вкупе, потеряло свои первые, но и самые важные очки.

Прошло пятнадцать лет, и вот уже я сама учительница и — страшно подумать! — тоже иногда хожу в туалет. Но, подспудно помня то давнее разочарование, всегда стараюсь юркнуть в него так, чтобы никто не увидел.

Вот и с Совой мы сегодня не встретились. Запал от выпитого бокала шампанского (ну хорошо-хорошо, двух) пропал впустую. Но разговорами о Сове мне настроение все же подпортили.

Лиля подошла, когда на пятачке у раздачи, сейчас выполнявшем роль танцпола и игрища, из охотных, но неловких объятий уже катились апельсины, а воздушные шары дружно хлопали, не выдержав бурного натиска педагогических тел.

Лиля подсела, и в лицо пахнуло сигаретами. Не замечала, чтоб она курила. Лиля была уже сильно подшофе, и ее потянуло на задушевную беседу: