Книга Счастливчик - Майкл Джей Фокс

— то голодай. Ты обманываешь себя, если думаешь, что всё так просто. На самом деле — нет.

Нужно считаться и с тем, чтобы ты не был слишком худым, полным, низким, слишком светлым, рыжим или тёмным, громким, тихим, молодым или пожилым, и в тебе ничего не должно напоминать режиссёру о его девушке, парне, отце, матери, священнике, терапевте или ненавистном пасынке. Тебе нужно неплохо ознакомиться с материалом, изредка поглядывая на страницы, но ради бога не нужно заучивать его наизусть, — будешь выглядеть высокомерно, будто уже имеешь другую работу. Но самое главное, независимо от того, как сильно ты нуждаешься в работе, насколько ты голоден, насколько сильно устал изображать из себя попрошайку с протянутой рукой, — никогда и ни за что не выдавай своего отчаяния. Но соблюдать это первое правило прослушиваний мне становилось всё тяжелее и тяжелее.

Когда я был новичком в городе, я не был обременён грузом ожиданий. Режиссёр ли, продюсер, директор по кастингу — никто из них не знал, чего от меня ждать, они были освобождены от предвзятости. Так что я мог отлично справиться с материалом, поразить их своим подвешенным языком и быть уверенным, что стану их новым свежим выбором.

Но с того времени, я уже три годы был на виду. Был известен каждому кастинговому агентству в городе и мне больше не было нужды ездить им по ушам. Я стал больше стремиться к доброжелательному безразличию Роберта Редфорда, чистящего зубы нитью. Но это было словно искупаться в овациях по сравнению со случаями, что я пережил позже. Некоторые из них были настолько оскорбительными, что даже забавными. Например, директор по рекламе, который орал на меня во время прослушивания. Кажется, я сложил пластинку «Вриглиз» не так, как было изображено на плакате в комнате для ожиданий: просто небрежно затолкал её за правую щёку. А ещё называл себя актёром. Следующий!

Отказ может быть настолько заурядным, настолько обезличенным, что это ошеломляет. Я всё ещё помню эту боль, но она была в меньшей степени связана с тем, что эти незнакомые люди думали обо мне, чем с тем, что я думал о себе сам. До сих пор мои действия были инстинктивны, в соответствии с самоуверенным пренебрежением окружающим миром. Без этой веры я бы действительно пропал. Но пока что у меня ещё был шанс. Конечно же, мне отчаянно нужен был кто-то, кто оказал бы помощь и разделил мою веру в себя.

К счастью, такой человек нашёлся. Но, как он потом много раз скажет — это не была вера с первого взгляда.

«Парамаунт Студиос», Голливуд, 1982.

— Перестань приставать ко мне со своим парнем, — обращался сценарист и продюсер Гэри Дэвид Голдберг к Джудит Винер, директору по кастингу его нового ситкома. — Он нам просто не подходит.

Гэри был убеждён: с тех пор, как Мэтью Бродерик, его первый кандидат, месяц назад отказался от роли сына-подростка, никто из сотен прослушанных молодых актёров не мог его заменить. Джудит настаивала, что Гэри совершает большую ошибку, отказываясь взглянуть ещё раз на самого первого актёра, приведённого ею на замену.

— Гэри, ты просто забыл, насколько он хорош. Что плохого в том, чтобы позвать его ещё раз?

Голдберг весь ощетинился, когда его чутьё подвергли сомнению. Почему бы нет? Он был её начальником. Парень из Бруклина, баскетбольная звезда высшей школы и всего города. Его вышибли из Беркли и Гэри со своей будущей женой Дианой провели конец 60-х и начало 70-х будучи бродягами контркультуры. Со своим чёрным лабрадором Убу они путешествовали по миру, одно время живя в пещере в Греции, пока родившаяся дочка не заставила их повзрослеть и начать оседлый образ жизни. Как-то раз в своей квартире в Сан-Диего, смотря повтор «Шоу Боба Ньюхарта» пока Диана металась в поисках работы, Гэри вдруг осенило, что он способен написать сценарий для этого шоу. И написал. Отослал его продюсерам и в мгновение ока из бородатого беркливского бунтаря превратился в одного из постоянных сценаристов «Эм-Ти-Эм»[27].

Теперь — спустя всего два года с тех пор, когда ему приходилось кормить семью по продуктовым талонам, он собирался продюсировать свое собственное шоу. У Гранта Тинкера, его начальника по «Эм-Ти-Эм», а ныне главы «Эн-Би-Си», было предчувствие, что опыт Гэри и Дианы, бывших хиппи, создавших семью, может послужить основой для сериала. Молодой сценарист вложил всю душу в сценарий пилотной серии и вовсе не хотел облажаться с выбором актёров. И хотя Джутит почти довела его до белого каления, он всё же согласился ещё раз взглянуть на её кандидата, но не без финального протеста.

— Это пустая трата времени, Джудит. Я не собираюсь менять своё решение. Я взрослый человек и знаю, что мне нужно, а что нет. И я говорю тебе: не хочу, чтобы Майкл Фокс играл Алекса Китона.

Трущобы Брентвуда, 1982.

Если моё первое путешествие в «лес» весной 1979 было как в сказке братьев Гримм, то к весне 1982, когда я проходил пробы у Гэри Голдберга, это было просто погружение во мрак. Ни малейших признаков позитива на горизонте.

Тогда (как и сейчас) я периодически получал очередной чек за старую рекламу или ТВ-эпизод. Обычно небольшую сумму, прошедшую перед этим через руки моего агента и менеджеров. Но в первую очередь из неё вычитался налог, поэтому на руки я получал фактически мизер. Диана, номинально остававшаяся моей девушкой, вернулась в Ванкувер — теперь уже, чтобы остаться там и найти полноценную работу. Ей нравилась Калифорния, но зачем жить жизнью голодающего артиста, если она этого не хотела? Был ли я вообще артистом — вопрос спорный. Потому что у меня не осталось возможности развить своё мастерство — предложения не поступали. Зато я приспособился к голоду. Мой рацион сузился до банок и коробок примерно с такими надписями: «ТУНЕЦ» и «МАКАРОНЫ».

Я стал избавляться от тех немногих вещей, что у меня были. За несколько месяцев продал по частям секционный диван. Покупателем был другой молодой актёр, проживающий в том же здании. При каждой сделке к нужде добавлялась обида от того, что наши карьеры движутся в противоположных направлениях.

Родители и даже Коди (да благословит его Бог) присылали мне лишние пару долларов. Однако в последнее время семья и друзья призывали меня всё бросить и вернуться назад. Вместе с последним чеком отец послал весьма красноречивое письмо. Оно не сохранилось, но там было сказано примерно следующее: все эти три года, прошедшие с нашей первой поездки в Лос-Анджелес он гордился моими успехами,