Книга Долина золотоискателей - Габриэль Коста

лишь кажется нам чем-то огромным? – Он зевает так громко, что я боюсь, он поднимает все ранчо. – Неспособность видеть шире – это спасение или проклятие?

И не успеваю я моргнуть, как он замолкает. Уснул. Потрясенный его словами, я откидываюсь назад и подкладываю руки под голову. Никогда не задумывался над этим. Я боготворю свою долину, а на самом деле это лишь… клочок земли? Грегори, если верить его словам, в телеге с четырех лет и увидел таких долин сотни и не только их, а еще горы, океан, пустыни и десятки городов. Ему нужно поговорить с Хантером. Я чувствую, что их души вибрируют на одинаковой частоте.

Пальцы сна пробегаются по моим бедрам, пояснице и груди, погружая в сладкую негу, а вот глаза, как заколдованные, уставились в треклятую дыру в крыше сеновала. Для ручной птицы клетка – целый мир, для орла в небе – жалкая точка. Я поворачиваю голову к Грегори, чтобы рассмотреть его необычный оттенок волос, который неуловимо о чем-то напоминает. Мало света, всего лишь одна прядь выпала из-под кепи. Он размеренно дышит. Вероятно, он и не рассчитывал найти пристанище в доме одного из ранчеро. Наверное, жизнь в дороге научила его одинаково радоваться ночлегу что на лугу под дождем, что под сводами дворца. Надеюсь, завтра нас застанет не отец, а кто-то из прислуги.

И я засыпаю, считая звезды и думая о словах Грегори.

Глава 5

Я никогда не спал так хорошо! Даже в кровати с новым матрасом и чистыми простынями. Солнце не резало глаза, запах противной каши не раздражал нос, и никто специально не прыгал по скрипучим половицам. Тепло, сухо и в меру мягко.

Я приоткрываю глаза и вижу все ту же дыру в потолке. Теперь в ней просто чистое синее небо. Мышцы затекли, и я двигаю плечами, борясь с ноющей болью. В груди как будто бы жжет. Сначала я не понимаю почему, а потом пелена сна спадает, и я вижу поверх рубашки руку. Я шевелю пальцами и осознаю, что кисть не моя. Поворачиваю голову – и вспоминаю, почему уснул на тюке сена, а не в своей постели.

Грегори. Мой новый знакомый, веснушчатый любитель уплетать пироги, болтать о звездах и блуждать по чужим полям. Интересно, он так же бодро несет чушь с первыми лучами солнца или приберегает сомнительную мудрость для сакральной ночи? Я коварно усмехаюсь: так и подмывает столкнуть его с тюка сена, но, к сожалению, от матери мне досталось доброе сердце.

– Грегори? – Я убираю его руку с груди и замираю.

Вчерашнее впечатление сейчас подтверждается: мой новый знакомый выглядит вполне порядочным джентльменом. Да, когда ты сидишь на куче мусора в чужом поле, тебя кто угодно примет за сумасшедшего, но здесь ошибки быть не может. Эти хлопковые штаны отличного качества, руки довольно ухоженные… Я перевожу взгляд на его лицо. Ну как же много веснушек, интересно, они у него только от солнца или зимой тоже? Я вспоминаю лицо матери: у нее такие крапинки появлялись весной, но надолго не задерживались.

Вот на что я трачу драгоценное время? Даже не представляю, который час, но уверен: мои уже проснулись. И вместо того чтобы разбудить Грегори, похлопав по щекам, я пытаюсь вспомнить, сколько веснушек было у матери. Меня выводит из размышлений шлепок по руке. Глаза Грегори открываются, а губы расползаются в улыбке.

– Франческо, невежливо рассматривать людей в упор, особенно когда они притворяются спящими!

Его глаза такого насыщенного цвета, что я не ленюсь и смотрю на небо в дыре. Нет. Его глаза светлее, ближе к серому, но их палитра удивляет меня точно так же, как и ночью. Мои просто карие. Я оскорбленно хмыкаю и шлепаю его по руке в ответ. Сейчас он у меня договорится и точно полетит «с небес на землю»!

– Да ладно тебе, я же просто пошутил! – смеется он.

– У нас на Диком Западе шуткам не учат. – Я облизываю пересохшие губы и шиплю в ответ. – Надо было дать тебе хлыста вчера и погнать до города! – Наверное, я даже краснею от негодования, разве что из ушей не идет пар. Патриция всегда утверждала: любая моя эмоция сразу читается на лице. – Если проснулся, то почему притворялся? Жить надоело?

– А что, только тебе можно исподтишка рассматривать людей? – не унимается он.

Я закатываю глаза и пихаю его в бок, вызывая радостный смех. С таким детским взглядом на жизнь… откуда ты свалился на наше поле, Грегори?

– Я проснулся за несколько секунд до твоего пробуждения, Франческо!

– Кстати, почему ты постоянно повторяешь мое имя? – ворчу я.

– Мне нравится, как оно звучит, почему я не могу повторять поэтичные слова раз за разом? – Он пожимает плечами и садится на разорванном тюке. – Еще мне нравится слово «клен», но повторять его без смысла, как умалишенный я не собираюсь. Хотя кленов у вас тут полно, на каждом шагу. Я бы то и дело сидел под ними, ловя листья и любуясь миром.

Я открываю рот от удивления.

– А осенью клены, наверное, пылают! – Он снова улыбается, но по-другому, лукаво. – Правда, не так сильно, как твои щеки, Франческо.

– Я понял, понял! Ты любишь клены! – Руки сами сжимаются в кулаки.

Какой же остряк! Не могу. Тянусь навстречу, подумывая дать ему щелбан, чтобы голова треснула. Не успеваю: Грегори вдруг сам делает рывок вперед, перекатывается через меня и, нависнув сверху, закрывает рот рукой. Его настороженный взгляд мечется по сеновалу. Я ошеломленно таращусь в ответ. Я, конечно, молодец, что пригласил незнакомца под свою крышу! Правда, желай он задушить меня или прирезать, – мог бы найти момент и получше. Какого черта вообще творит этот умалишенный?!

Грегори примерно одного со мной роста, весом, может, чуть меньше, вот только в силе не уступает. Я хочу вырваться и как минимум дать ему по башке за эту выходку, но не получается. Еще чуть-чуть – и он проломит моей спиной доски, и мы благополучно полетим со второго этажа. Наконец мне все же удается привлечь его внимание своим яростным взглядом и шипением. Он будто приходит в себя.

– Франческо… – Он склоняется ближе и шепчет: – Сюда кто-то идет.

После этого он расслабляется, видимо, надеясь на мое благоразумие: что я перестану дергаться. Как опрометчиво! Мне-то бояться в собственном доме некого. Так что я вмиг бью его ребром ладони по боку, и, кажется, вижу, как из глаз осыпаются искры. Больше Грегори меня не удержать! Я спихиваю