Книга Королевский развод - Елена Пронина

любовниц босса. Вот почему обязанностей у офис-менеджера было немного, и они не были сложными, а зарплата была, как у начальника отдела, полномочия – как у заместителя директора. Все дело в том, что основная обязанность помощницы Петровского не была прописана в должностной инструкции, и заключалась она в ублажении шефа.

Маша выполнять эту основную обязанность вчера отказалась, продемонстрировав тем самым, наверное, свою полную, с точки зрения Петровского, профнепригодность. Кто станет держать на работе специалиста, пренебрегающего своими обязанностями? Да никто. Тем более – на испытательном сроке.

«Если меня уволят, смысла жить вне дома не будет, можно будет вернуться», – решила Маша. Тем более что она соскучилась и по дочке, и по мужу. Сил нет, как соскучилась!

А Виктор, как назло, сбрасывал, не хотел с ней разговаривать. Очевидно, что обиделся и за ее уход из дома, и за то, что не пришла на линейку 1 сентября, даже не поздравила Симу с Днем знаний.

И Маша решила, что этот свой выходной проведет со своей семьей. И неважно, уволят ее или нет с понедельника, сможет ли она убедить Виктора не мешать ей работать или нет. Один день в неделю она точно могла посвятить близким, а там – будь что будет!

Разумеется, Маша надеялась, что они обсудят с Виктором ее желание работать, и они найдут компромисс. И тогда в тот же день можно будет перевезти вещи от Ренаты домой, и у Королевых снова будет счастливая семья.

Но если б диалога не состоялось, она хотя бы повидала Симочку. А потом ушла бы к Ренате. Не стал бы муж ее удерживать силой!

К тому же в случае увольнения все равно пришлось бы вернуться домой в понедельник, самое позднее – во вторник.

Маша купила любимый Симин торт и сразу после завтрака поехала к себе. Предвкушая радостную встречу, поднялась на свой этаж, позвонила.

Дверь никто не открыл. Но Машу это не остановило и даже не расстроило. Она решила, что Витя с Симой решили погулять, ловя последние теплые деньки. Открыла дверь своим ключом, вошла. Разулась, скинула ветровку, сразу же прошла в гостиную, объединенную с кухней и столовой. Поставила торт на стол и опустилась в кресло. Улыбнулась, представив, как обрадуется Сима, когда вернется с прогулки.

Потянулась к пульту, чтобы включить какой-нибудь релакс-канал и… увидела заколку для волос в форме дельфина.

У нее такой заколки не было, у Симы тоже. Но Маша знала, у кого она была. Не факт, конечно, что именно эта, но очень похожая, идентичная. Но, скорее всего, именно эта: аксессуар был штучным, ручной работы, украшенный натуральным речным жемчугом и аквамарином. И видела Маша такое украшение для волос на голове соседки с третьего этажа – Надежды Вольской.

Женщины были знакомы, но не близко – здоровались, но не общались. И их дочери, хоть и были ровесницами, не общались тоже.

С Юлей во дворе вообще почти никто не играл, боясь дурного влияния ее семейки. Ходили слухи, что отец Юли – зэк. Говорили, что и квартиру в их довольно престижном доме Вольские купили на ворованные деньги, и все, что у них есть, – ворованное.

Это было похоже на правду, потому что Надежда нигде не работала, ее муж находился в местах не столь отдаленных, но, тем не менее, одевались и Надя, и Юля очень даже хорошо, продукты покупали дорогие, часто пользовались такси, хоть свой автомобиль у Вольских тоже имелся (отечественный, правда, но в идеальном состоянии). И, кажется, еще Надежда водила дочку на карате или какие-то другие единоборства, так что девочка росла бойкой и уверенной в себе. Во дворе ее сторонились, но не дразнили – побаивались, даже мальчишки.

Маша взяла заколку, повертела в руках и выронила, как будто обжегшись. Не было сомнений: заколка принадлежала Надежде Вельской – соседка наверняка побывала у ее мужа в гостях и, возможно, уже неоднократно.

Женщина бросилась в спальню – искать другие улики. Постель была скомкана, будто на ней занимались любовью и не успели поправить. Между смятыми подушками что-то сверкнуло. Двумя пальцами, с отвращением, точно насекомое, Маша подцепила блестящий предмет.

Сережка.

«И здесь эта гадина наследила!» – поморщилась Маша, разглядывая оброненное посторонней женщиной украшение.

Серьга была необычной, в форме миниатюрного яйца Фаберже, покрытого розовой и зеленой эмалью, украшенное то ли миниатюрными изумрудами, то ли кристаллами Сваровски.

Эту улику Маша решила сохранить: завернула в салфетку, сунула в пакетик и убрала в сумочку.

Ей казалось, что руки у нее теперь грязные.

На ватных ногах, словно тряпичная кукла, Маша пошла в ванную – смыть невидимую грязь. Сердце билось глухо, будто через раз. В голове стоял туман.

Женщина присела на край ванны, и тут ее взгляд упал на корзину для грязного белья. Оттуда выглядывал клочок воздушной ткани, который Маша без труда узнала. В корзине лежал ее пеньюар. Не самый любимый, конечно, так как выглядел слишком вульгарно, но все же дорогой сердцу – его Витя ей купил к годовщине свадьбы.

Она сидела на краю ванны и тупо смотрела на оскверненный кем-то подарок любимого мужчины. Смотрела, точно завороженная, будто ее взгляд приковали к этому бесстыдно выглядывавшему из корзины клочку ткани.

Слез не было: Маша просто оцепенела. Чувствовала себя парализованной: не могла шевельнуться, вздохнуть, моргнуть. И выть хотелось по-звериному, выть и скулить.

Дома ее не было чуть больше недели. Разве это срок? Разве этого достаточно, чтобы забыть, разлюбить, предать – привести в дом другую женщину, оставить ее на ночь, отдать ей пеньюар жены? Нет, конечно же, нет! Этого времени ничтожно мало для того, чтобы вычеркнуть из жизни любимую женщину, освободить сердце для новых чувств. Если б Витя любил, не смог бы так поступить. Если б он любил.

«Что же такое выходит? – думала, медленно приходя в себя, Маша. – Выходит, что Витя и не любил меня, так? Я нужна ему была только для того, чтобы удовлетворять его похоть, вести хозяйство и растить его ребенка? Удобная жена, удобная, но не любимая. Тогда понятно, почему он не хотел отпускать меня работать. Ему всегда было плевать на то, что надо мне. Я была для него все равно что усовершенствованная кукла, биоробот. А разве роботов спрашивают, чего они хотят?»

Маша истерично расхохоталась.

И ожила. Оцепенение исчезло. Беспомощность и потерянность уступили место гневу.

– Как же я ненавижу тебя, Королев! – прошипела вслух и, вымыв наконец-то руки, достала из сумочки телефон, набрала номер Виктора.

По фамилии Маша мужа называла давным-давно, еще