Книга Су́чки. Секс, эволюция и феминизм в жизни самок животных - Люси Кук

моногамия – лучшая стратегия самки, потому что самцы будут заботиться только о тех детенышах, которые, как они знают, принадлежат им. Эта концепция может быть модной среди эволюционных психологов мужского пола, пишущих популистские бестселлеры в городских офисах, но она не вызывает доверия у антропологов в полевых условиях, которые наблюдают за поведением самок приматов в естественной среде. Как сообщает Хрди, исследования маготов и павианов саванны показали, что либидозные самки используют совокупления, чтобы вовлечь нескольких самцов в сеть возможного отцовства. Это приводит к тому, что они регулярно нянчат, вынашивают или защищают потомство других самцов. Наши предки, возможно, делали то же самое.

«Неконцептивное половое поведение хотя и не увеличивает количество оплодотворений, увеличивает выживаемость детенышей и само по себе является конечной женской репродуктивной стратегией», – говорит Хрди. Она уверена, что эта полиаморная материнская тактика могла бы быть особенно полезна для наших предков-гоминидов, чтобы помогать им выращивать исключительно медленно созревающих младенцев, которые требуют многолетнего ухода, прежде чем достигнут независимости.

Вопрос о том, как трансформировалась женская половая активность за прошедшие 4–5 миллионов лет, остается открытым. Сегодня люди – социально моногамный вид, но то же самое относится и к прекрасному расписному малюру. Биологам-эволюционистам вроде Дэвида М. Бусса может нравиться идея о том, что все женщины в конечном счете стремятся к моногамии, чтобы обеспечить наилучшую заботу о своих детях, но если женщины так естественно склонны к верности, то почему, задается вопросом Хрди, их половая активность в нашей культуре так контролируется? Несмотря на сдерживающие женщин ложные утверждения, запугивание разводом или, что еще хуже, калечащие операции на половых органах, существует почти всеобщее подозрение, что у женщин будут беспорядочные половые связи, если их не контролировать. Альтернативная точка зрения, которую Хрди поддерживает, в том, что сила женской половой активности такова, что патриархальным социальным системам пришлось эволюционировать, чтобы обуздать и ограничить ее. Таким образом, женская верность становится весьма относительным понятием. Чем-то, что не определяется фиксированной гаметной судьбой, какой бы популярной ни была эта парадигма, а зависит только от обстоятельств и предлагаемых вариантов.

Семенники не лгут

Если вам интересно, насколько неразборчива в связях самка того или иного вида, есть пара больших выпуклых физических признаков, которые, как известно, являются надежным показателем. Вес гонад самца (по отношению к весу его тела) обеспечивает общее эмпирическое правило или, возможно, правило семенников, которое раскрывает половые привычки самки.

Возьмем двух обычных британских бабочек. У капустницы есть семенники, которые могут посоперничать с ее аппетитом к домашней капусте (они огромные). Между тем у волоокой бархатницы из семейства Satyridae, названного несколько иронично в честь похотливого лесного греческого бога, по сравнению с капустницей крошечные семенники. Это физическое неравенство отражается в различных стратегиях спаривания самок: капустница полиандрична, а волоокая бархатница нет.

Это явление было впервые задокументировано у приматов австралийским зоологом Роджером Шортом, который заметил удивительную разницу в размере яичек у человекообразных приматов, которая, как ни странно, не соответствует общей массе животного. Горные гориллы слывут тяжеловесами среди человекообразных обезьян – они в три раза больше самца шимпанзе, но их семенники меньше четверти размера таковых у шимпанзе – словно изящная пара клубничин по сравнению с большими грушами.

Все сводится к конкуренции сперматозоидов. Большие семенники быстрее производят сперму, что дает самцу больше шансов либо заполнить репродуктивные пути самки, чтобы там больше не могли откладываться сперматозоиды, либо вытеснить сперму другого самца, которая попала туда раньше. Мышечная масса самца гориллы позволяет ему контролировать доступ к гарему самок, которые остаются ему верны. Самки шимпанзе, с другой стороны, совокупляются 500–1000 раз с большим количеством разных самцов во время каждой беременности. Физическим результатом этого распутства является то, что по отношению к массе тела у шимпанзе яички в десять раз больше, чем у гориллы, так что шимпанзе более конкурентоспособны. Любопытно, что человеческие яички находятся где-то посередине между этими двумя.

Во всем животном мире – от бабочек до летучих мышей – размер семенников оказывается верным показателем верности самок: чем они объемнее, тем активнее и распущеннее самка. Для многих видов вроде лемуров большие гонады – сезонное явление, приуроченное к овуляции самок. Как только потребность в размножении отпадает, они послепенно сдуваются, как воздушные шары на вечеринках, порой даже до крошечной доли их размера в разгар сезона. Если сперма такая дешевая, то зачем эта сезонная корректировка? В конце концов, как сказал Докинз, «для самца слово “избыток” не имеет никакого значения».

«История не была благосклонна к этому заявлению», – иронично заметила Зулейма Тан-Мартинес, почетный профессор биологии Университета Миссури.

Другая сторона уравнения Бейтмана – то, что самцы сверхъестественно «стремятся к любой самке» и их «фертильность редко может быть ограничена выработкой спермы», – тоже подверглась критике. Ряд ученых отметили, что стоимость одного сперматозоида ничтожна по сравнению с яйцеклеткой, однако науке до сих пор не удалось обнаружить самца, который передавал бы только одно такое плавающее чудо за раз. Каждый эякулят содержит миллионы сперматозоидов вместе с коктейлем важнейших биологически активных соединений, неизбежный расход которых увеличивает общий биологический счет,[19] так что у млекопитающих самцов совокупная энергетика одного эякулята на самом деле больше, чем у яйцеклетки.

Таким образом, выработка спермы, как правило, ограничена, а «отсутствие спермы» не должно вызывать серьезную озабоченность, поскольку большинству самцов требуется время, чтобы пополнить свои запасы после больших трат. У людей, например, полное восполнение может занять до 156 дней.

Некоторые виды, вроде настоящего лангуста или рыбы-попугая, решают эту проблему истощения в манере Скруджа, корректируя бюджет своего эякулята в соответствии с репродуктивной ценностью самки. Возраст, состояние здоровья, социальное положение или статус самки будут определять, сколько спермы самец готов в нее вложить. Некоторые попросту отказываются от половых домогательств самок. Австралийские палочники, которые весь день жуют листья и притворяются палочками, могут спариваться с новой самкой еженедельно, но им удается настроиться на спаривание только в 30 % случаев. Было замечено, что другие виды, от обыкновенных скворцов до кузнечиков-мормонов, регулярно отказываются от спаривания. Известно, что самцы некоторых видов вроде дупеля могут даже отгонять навязчивых самок.

Возвращение Бейтмана

Все это ставит самцов на место разборчивых самок. На самом деле даже самцы плодовой мушки дрозофилы, с которых можно рисовать плакаты о распущенном образе жизни, были описаны как застенчивые в сравнении с необузданными самками мух, что самым фундаментальным образом подрывает парадигму Бейтмана. Эксперимент был делом рук Патриции Говати, которая хитро проверила теорию анизогамии, используя три вида дрозофил с разным количеством сперматозоидов по отношению к яйцеклеткам.