Книга Жажда жизни. Повесть о Винсенте Ван Гоге - Ирвинг Стоун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Черный Египет! — воскликнул он, давая выход своему горю и отчаянию. — Черный Египет, в котором снова томился в рабстве избранный богом народ! О господи, как мог ты это допустить? Как ты только мог?
Спасенные девочки и мальчик едва не умерли от ожогов, на головах у них не осталось ни единого волоса, с лица и рук слезла кожа. Винсент зашел в хижину, куда перенесли с телеги одну девочку. Мать плакала и ломала руки. Винсент раздел ребенка и крикнул:
— Растительного масла, живо!
У женщины нашлось немного масла. Винсент смазал ожоги.
— Теперь повязку!
Женщина с ужасом смотрела на него и молчала.
— Повязку! — сердито повторил Винсент. — Или вы хотите, чтобы ребенок умер?
— У нас ничего нет, — рыдая, проговорила женщина. — В доме не найти ни одной белой тряпки. С самой осени!
Девочка металась и стонала. Винсент скинул пальто и обе рубашки, верхнюю и нижнюю. Пальто он снова надел прямо на голое тело, а рубашки разорвал на длинные лоскуты и перевязал ими девочку с головы до ног. Прихватив банку с растительным маслом, он побежал ко второй девочке и тоже перевязал ее. Мальчугана перевязать было уже нечем. Он был при смерти. Винсент перевязал его, разорвав свои шерстяные кальсоны.
Плотно запахнув пальто на голой груди, он пошел через поле к Маркассу. Еще издали до него донеслись вопли и плач матерей и жен.
Углекопы толпились у ворот шахты. Под землю можно было спустить только одну спасательную команду — слишком узок был проход к месту катастрофы. Спасатели стояли без дела, ожидая своей очереди. Винсент заговорил с одним из десятников:
— Есть ли надежда на спасение?
— Боюсь, что они там уже умерли.
— Можно ли до них добраться?
— Их завалило породой.
— Сколько же потребуется времени, чтобы разобрать завал?
— Не одна неделя. А может быть, и не один месяц.
— Но почему? Почему же?
— Быстрее нельзя.
— Тогда они наверняка погибнут!
— Их там пятьдесят семь мужчин и девушек!
— Все погибнут, все до одного!
— Да, мы их уж больше не увидим!
Спасательные команды, сменяя друг друга, работали тридцать шесть часов без перерыва. Отогнать от шахты женщин, у которых под землей были мужья и дети, так и не удалось. Им говорили, что всех шахтеров непременно спасут, но женщины хорошо знали, что это неправда. Те, кого беда не коснулась, несли своим несчастным соседкам горячий кофе и хлеб, но никто не притрагивался к пище. В полночь из шахты вытащили Жака Вернея, завернутого в одеяло. У него было сильное кровотечение. К утру он скончался.
Когда минуло двое суток, Винсент уговорил жену Декрука уйти с детьми домой. Спасатели двенадцать дней не прекращали работу. Добыча остановилась. Поскольку уголь на-гора не выдавался, денег никому не платили. Те скудные франки, которые были отложены у шахтеров на черный день, быстро иссякли. Мадам Дени продолжала печь хлеб и раздавала его хозяйкам в кредит. Средства у нее кончились, и ей грозило полное разорение. Компания углекопам ничем не помогала. На тринадцатый день было приказано прекратить спасательные работы и возобновить добычу угля. К тому времени во всем Малом Ваме не осталось ни одного сантима.
Углекопы объявили забастовку.
Винсент получил жалованье за апрель. Он сходил в Вам, купил на пятьдесят франков провизии и разделил ее между шахтерами. Этого хватило углекопам на шесть дней. Потом им пришлось бродить по лесам и собирать в лесу ягоды и коренья. Люди охотились за любой живностью — за крысами, сусликами, улитками, лягушками, ящерицами, кошками и собаками, только бы чем-нибудь набить желудок и заглушить постоянный мучительный голод. Скоро во всей округе не осталось ни кошек, ни крыс. Винсент написал в Брюссель, моля о помощи. Ответа не последовало. Углекопы вынуждены были сидеть сложа руки и смотреть, как их жены и дети умирают с голоду.
Однажды они попросили Винсента отслужить службу за упокой пятидесяти семи душ, погибших во время катастрофы. Около ста мужчин, женщин и детей толпились в его маленькой хижине и у дверей. Винсент уже несколько суток жил на одном кофе. Со дня взрыва он почти ничего не ел. Он уже не мог стоять на ногах. Его трясла лихорадка, в душе царили мрак и отчаяние. Глаза у него сузились, чернея в орбитах, словно булавочные острия, скулы торчали, все лицо заросло грязной рыжей бородой. Он кутался в грубую мешковину, заменявшую ему и белье, и верхнюю одежду. Лачугу тускло освещал фонарь, подвешенный на сломанной балке. Положив голову на руку, Винсент лежал в углу на соломе. На стенах трепетали причудливые тени, на измученные, исстрадавшиеся лица углекопов падал мерцающий отблеск.
Винсент начал говорить слабым, сиплым голосом, но в тишине было слышно каждое его слово. Чернолицые, худые, изнуренные голодом и невзгодами люди смотрели на него, как на самого бога. Увы, бог был слишком далек от них.
Вдруг откуда-то снаружи донеслись чужие взволнованные голоса. Дверь отворилась, и детский голосок крикнул:
— Господин Винсент здесь!
Винсент оборвал свою речь. Все повернули головы к двери. В хижину вошли два хорошо одетых человека. Фонарь на мгновение ярко вспыхнул, и Винсент уловил на лицах вошедших выражение испуга и ужаса.
— Привет вам, преподобный де Йонг и преподобный ван ден Бринк, — сказал он, не вставая с места. — Мы служим заупокойную по пятидесяти семи углекопам, которые заживо погребены в шахте. Может быть, вы скажете людям слово утешения?
Прошло довольно много времени, прежде чем ошеломленные священники обрели дар речи.
— Позор! Какой позор! — воскликнул де Йонг, звонко хлопнув себя по толстому брюху.
— Можно подумать, что мы в африканских джунглях! — злобно сказал ван ден Бринк. — Один бог знает, сколько вреда он тут натворил!
— Понадобятся годы, чтобы вернуть этих людей в лоно христианской церкви! — Де Йонг скрестил руки на животе и добавил: — Я говорил вам, что не надо было давать ему назначения!
— Да, конечно… но Питерсен… Кто бы мог подумать?.. Этот человек воистину сошел с ума.
— Я с самого начала заподозрил, что он помешанный. Мне он никогда не внушал доверия.
Священники изъяснялись на чистейшем французском языке и говорили быстро, так что боринажцы не поняли ни
