Книга Голод. Нетолстый роман - Светлана Павлова

киоскёрше тебя.

Она прочитала, что написано, говорит: «Молодец! Только что же она не написала, что из Астрахани. Нам бы приятно было.»

Я сказала, что передам тебе её пожелание.

Re: о журнале

«Лестницу», конечно, читала. Люблю у неё вообще все. Мой антидепрессант. Но не плакала. Я вообще не плачу над книгами и фильмами, никогда.

Мне очень приятно, что ты читаешь меня! Хоть кто-то же должен это делать.

Не думаю, что редакции журнала интересно, откуда я родом. Думаю, они там вообще не в курсе, какие города есть за пределами Москвы и Питера))

Да и работать мне там больше не хочется. Мне кажется, журналы заставляют женщин делать то, чего они на самом деле не хотят.

Шубы сейчас носить немодно. Да мне и в пальто норм.

Люблююю.

Однажды, выходя из комнаты, я увидела, что Ваня вытаскивает из-под кровати мои весы. Видимо, пока доставал, задел пылесос – остро реагировавший на любые касания. Пылесос начал непрошеную уборку, а я подошла вплотную к Ваниной спине, чтобы посмотреть цифры на весах. Окошечко показало на полкило больше, чем у меня. Ростом он, к слову, был сантиметров на 20 повыше. «А сколько ты весил в последний раз?» – поинтересовалась я. Ваня ответил: «Понятия не имею. Пошли гулять?» И я пошла гулять, толком не раскусив случившегося волшебства.

Заметка из этого счастливого дня:

– Ты смотрел Кустурицу?

– «Форсаж» он снял?

– Что-о-о?!

– Господи, да смотрел я твоего Кустурицу. Ты, конечно, такая дурочка, если считаешь, что этим меряется человеческий ум.

Девушка за соседним столиком слушает MакSим и шлёт кому-то сердечко в ватсапе. Ваня доказывает официантке, что в барной карте перепутаны страны Старого и Нового света. В шопере – полкило халвы, обещающей приятный вечер.

Температура за окном: +7; шагов – 16 223, поездка на такси – 523 рубля, «я люблю тебя» – вслух раз 15, а про себя и не сосчитать. Нехорошо сверкнувшая ложка – одна, но быстро изсчезла из виду силой объятий. Калорий – какая разница.

* * *

Разрешив себе то, во что никогда не верила, – есть всё подряд и без ограничений – я поняла, что голод даёт о себе знать всего раза четыре в день, а не каждую минуту, как раньше. Даже «Гугл» уловил перемены: поисковик, запомнивший, что любое название еды требует после себя фразы «сколько калорий», переучился и стал предлагать «сколько варить».

Чтобы эта история не выглядела написанной по заказу журнала «Cosmopolitan», я оговорюсь: даже найдя путь исцеления и перестав мучить своё тело зажорами, я не стала по щелчку пальцев его обожать. Другое дело – что я как минимум перестала его ненавидеть.

Я слукавлю, если скажу, что не буду счастлива, обнаружив потерю, скажем, 7 килограммов. Другой вопрос – что ради этой потери я больше не сделала бы ничего, совсем ничего. Ни копеечки, ни километра кросса, ни одного латте на обезжиренном.

Ни за что.

Нащупать это состояние было счастьем. Я ходила наполненная им несколько месяцев. Носила бережно, не дай бог расплескать. Этот славный период жизни долго не омрачался ничем, кроме разве что неуклюжего падения с табуретки, случившегося в припадке очередной генеральной уборки на кухонных полках. Я подпрыгнула за банкой крупы, табуретка не выдержала. И не обязательно, что моего веса – может, старость или просто устала, – думала я, лёжа в рассыпанной гречке.

– Падали как? – спросила медсестра, осматривая кисть.

– Да я руку выставила прямо перед собой…

– Ну понятное дело, как ещё-то, и вправду! – медсестра будто бы даже оскорбилась от моего ответа.

С пальцем не случилось ничего серьезного – просто трещина. Это, наверное, Бог наказал за то, что прогуливала уроки ОБЖ в районном ТЦ – выбирая очередную блестящую куртку-поддергайку под ослепительно белым светом магазинов «Concept Club». Индифферентного вида врач с лицом человека, умножающего в уме трёхзначные числа, заполняя бумаги, внезапно остановился, внимательно на меня посмотрел и сказал: «Главное – это холод и покой на травму. Холод и покой. Понятно?»

Я сказала, что мне понятно.

А выйдя, левой рукой коряво вывела фразу в ежедневнике, дважды подчеркнув и повторив про себя – как мантру.

Главное – это холод и покой на травму.

Главное – это холод и покой на травму.

Главное – это холод и покой на травму.

Холод и покой.

RE: выборы

Я в воскресенье иду наблюдателем на выборы. Немного боюсь. Кстати выборы будут проходить в Доме (не помню, как называется). Ты туда ходила на занятия (пианино, ансамбль, танцы). Помнишь?

Пока. Немного с тобой пообщалась.

Сейчас смотрела передачу «Человек и закон». Таксист угощал пассажиров коньяком или мандаринами, начинёнными ядом.

Далее грабил и отвозил в безлюдные места умирать. Резюме ведущего: Как только сели в такси (в том числе и работающее по телефонной программе), обязательно сообщите по телефону родственнику или знакомому так, чтобы таксист слышал, номер машины и ориентировочное время, когда должны приехать. Он особо подчеркнул, что и в такси, работающих по этой самой телефонной программе… не рассылашала какой … случаются преступления (примерно так).

Будь внимательнее в такси!

Как ты?

RE: выборы

Как же я горжусь тобой!

Конечно, помню. Особенно Валерию Фёдоровну. Она опускала крышку на пальцы, когда ей не нравилась игра. А когда она злилась, у неё смешно выпадала вставная челюсть. А помнишь её стилёк одежды? Мини-юбки, декольте, красные лифчики. Всем бы так жить в 65 лет!

А что до такси – было бы здорово каждый раз писать и звонить тебе.

Готова?

Люблю тебя!

Ваня почему-то никогда не матерился при мне, над чем я посмеивалась, нарочито вставляя непечатные выражения в самые неуместные для этого моменты. Уже остопиздел этот серик, ебани побольше масла в салат. Мне нравилось, как в ответ он качал головой и говорил, что никакая я не богема, а обычная люберецкая бандитка.

Поэтому я удивилась, когда мои проклятия в адрес очередной упрямившейся форматированием презентации, он перебил вопросом: «Может, на хуй эту работу?»

Это «на хуй» из его уст было свежим, новым, даже сближающим.

Я хлопнула крышкой ноута и заорала:

– На хуй!!! Поехали!!!

(Потом, конечно, встала в четыре утра доделать презентацию. Чтобы ни пятнышка на годами отполированной репутации.)

Отсутствие у Вани шенгенской визы не оставляло особого выбора для места отпуска. В Краснодарский край не хотелось из соображений эстетических, на некоторые другие курорты – из этических, так мы сошлись на Турции и городе Каш, который в то время ещё не успел облюбовать московский айти-бомонд.

Разумеется, именно в это самое время Татьяночка Борисовна оповестила меня о том, что наконец готова рассмотреть моё повышение. Она объяснила мне, что для его получения мне на ближайший квартал будет выставлен увеличенный KPI в виде минимум трёх дополнительных проектов. В качестве награды за соблюдение KPI предлагались +10 % к зарплате и должность старшего копирайтера. Зачем нужен старший копирайтер, если у нас нет в отделе младшего или даже среднего, хотела спросить я, хотя и знала, что тут так принято – когда все директоры, руководители, ведущие специалисты. Но спросила, каких клиентов мне будет нужно вести. Татьяночка Борисовна улыбнулась и сказала: «Ну, ты же понимаешь». Это значило, что вести я буду микрозаймы и то ли консервы, то ли майонез, то ли кетчуп. Я осознавала, что эта нагрузка отнимет у меня все выходные и пять часов законного сна, к которым я успела пристраститься, но всё-таки спросила: «А кто третий?» «Ну, мы в понедельник на колле обсуждали, помнишь?» (Я, конечно, не помнила.) Татьяночка Борисовна продолжила: «Тебе как девочке может быть интересно; я пришлю бриф[29] в телегу. Но у них там полная жопа, переделывать много, предупреж-даю», следом уткнулась в телефон, что автоматически ставило точку в любых её разговорах с подчинёнными. Я посмотрела на спину её ноутбука, с которой наклеенные буквы требовали «Stay hungry», и пошла на кухню.

Кухня тоже требовала. Объявление над посудомойкой кричало: «Насрал? Убери за собой!!!». Мне вообще-то никогда не нравилась эта тыкающая фамильярность и особенно это «насрал», совершенно