Книга Пернач V. Тьма в конце тоннеля - Алексей Глазков

Да мне!.. Да за пять патронов!..

— Хорошо, давай ни мне, ни тебе: нож и три патрона! — рявкнул я и протянул ему руку.

Тот злобно зыркнул на меня, и пожал протянутую ладонь. Три патрона — это хорошо! Нож, хоть и плохонький — это тоже неплохо, это вещь нужная и полезная. Я смотрел, как скупщик нагнулся под прилавок, и где-то там копался. Наконец он вынырнул, и положил передо мной три патрона. Пистолетных.

— Мне нужны ружейные! — рявкнул я.

— Ружейные — дороже! — рявкнул он в ответ.

Мать перемать! Пистолетные! Куда они мне?! В жопу пихать, или кидаться?! Немного успокоившись, я понял, что даже пистолетные патроны — это валюта. Да. Деньги. Сгребя их в кучу, я ссыпал добычу в карман. Не жили богато — нефиг начинать. Три патрона. Этого даже за ночлег заплатить не хватит, не говоря уже о том, чтоб еще и на пожрать осталось. Но зато у меня есть нож. Я пощупал приобретение, лежавшее в сумке. Бутылку резать мне теперь не надо, сливать нечего… Блин, про горючку-то я забыл! Тьху. Погрузившись в свои мысли, я почувствовал, как меня кто-то подергал за рукав.

— Эй! — шепнул неизвестный.

Посмотрев по сторонам, я никого не увидел.

— Я тут!

И только теперь я увидел ребенка, мелкого мальчишку, лет от пяти до семнадцати. Ну да, выглядят тут, мягко говоря, не очень. Ежик темных волос на голове, одежда из латанного-перелатанного мешка из-под муки, босые ноги. А вот глаза — светлые, ярко-серые.

— Чего тебе? — спросил я это чудо.

— Эй, ты если продать чего хочешь, ты сюда не ходи, ты туда ходи. — ребенок ткнул пальцем куда-то в дальний угол.

— Это почему это? — не понял я.

— Тут тебя надуют, а там заплатят честно!

Я прищурил один глаз, глядя на ребенка.

— Тут меня надуют, а там зарежут. Да? — издевательски спросил я.

Мальчишка стушевался, и я понял, что угадал.

— Ах ты гаденыш мелкий! — рассвирепел трогг.

Нетнетнет! Не надо!

“Это почему это?”, повторил он мою же фразу, да еще и с той же интонацией.

Нельзя детей обижать, они еще маленькие, ума у них нет!

“А нас, значит, обижать можно!”, я чувствовал ярость в словах трогга.

Нас тоже нельзя! Он не понимает, что делат!

“Вот ты деревянный!”, выплюнул он, “Тебя жизнь вообще ничему не учит!”.

Я задумался над словами трогга. А ведь правильно. Даже в мое время дети были убийцами, и зачастую самыми хладнокровными и безжалостными. Но я не знаю местных правил, раньше-то за убийство самого шлепнут, и фамилии не спросят. А теперь? А тут как? Вопросов больше, чем ответов. Но проверять что к чему методом тыка почему-то не хотелось.

— Никто там не режет. — пробубнил пацан.

— Что, только грабят? — продолжал трогг.

— В рабство продать могут… — выдал мелкий засранец.

Ах вот оно что! Убивать не будут, но хорошего все равно ничего не будет.

— Ах ты мелкий гаденыш! — взревел трогг, чем обратил на себя внимание всех окружающих.

Я заметил, что к нам двигаются трое вооруженных людей. Вот блин, допизделся, приплыли. Повезет, если это охрана, а не бандюки.

— Что за вопли? — поинтересовался старший, одетый в кожаную броню с металлическими вставками и вооруженный пистолетом парень.

На вид ему было лет двадцать пять, но это значит, что по факту ему лет пятнадцать. Спутники его выглядели попроще, и броня не полная, без металла, но оружие посолиднее: помповые дробовики, один с обрезанным стволом, второй с обрезанным прикладом. На вид они были чуть помладше.

— Вот этот шкет меня в засаду заманить хотел! — рявкнул трогг, глядя на “старшего” из группы, и указывая пальцем на пацана.

— Какой шкет? — удивился старший.

Трогг посмотрел в сторону своего вытянутого пальца, и заткнулся. Потому что там никого не было.

— Не ори, дядя. — посоветовал мне старший, и стража пошла по своим делам.

Вот нечисть! Свалил! Тут уже и у меня булькнуло. И этот мелкий точно видел, что я получил деньги! Ох даа, времена меняются, но под этой луной все неизменно. К черту все! Надо купить пожрать, и идти спать. Завтра я уезжаю к чертям собачьим. Не понравилась мне Самара, вот прямо сразу не понравилась. Идя вдоль торговых палаток я смотрел на ассортимент, продавали все: от гандона до патрона. Строительный мусор, гнутые ржавые гвозди, самодельный и древний инструмент, детали для техники, в одной крупной лавке продавали даже “движители” разной степени задроченноости, от относительно свежо выглядящих, до покрытых коррозией и окислом. Наткнулся на лавки с барахлом погибшей цивилизации: истлевшая одежда, побитая и относительно целая посуда и бытовая техника, даже почти целый унитаз продавался, всего лишь с одной трещиной.

Уставившись на это чудо, я почувствовал, что кто-то тронул мою сумку, взмахнув рукой и обернувшись, я увидел улепетывающего подростка, и обнаружил на сумке небольшой надрез. Вот!.. Мрази! У меня и так только три патрона, хер ли вы ко мне пристали, нелюди?! Я перевесил сумку и ружье на живот, и взялся за нее руками. Буду убивать, но не отдам ничего!

“Ето мы одобрямс”, квакнул трогг.

Ууу, нелюдь!

“От нелюдя слышу”, парировал он.

А ведь у меня еще четыре патрона к ружью. И они стоят дороже. Так я богат, ахахаха! Эта мысль подняла мне настроение, и я улыбнулся, чем отпугнул какого-то шедшего мимо мужичка. Да! Я такой! Тут мой взгляд упал на ларек с едой. Да, типичная будка из говна и палок с высоким прилавком и печкой. А за прилавком… Я не поверил своим глазам. Девушка! Да еще и… Симпотичная! Худая, фигура — доска два соска, форм нет ни так ни эдак, черное пятно скверны выглядывало из под одежды из мешковины на груди слева, и пятнышко на правой щеке, уходящее к шее. Волосы до плечь, даже расчесанные и как-то ухоженные, миленькая мордаха.

Я вспомнил Сойру. Да, чем-то похожи, но Сойра бойчее, как-то агрессивнее, а эта повариха мягче, спокойнее, и именно поэтому перед ее харчевней была куча народу, торгаши, зеваки, какой-то боевой люд. Мест у прилавка было пять, и все они были заняты, и за ними явно очередь, построенная по праву сильного, а не кто за кем занял.

“Понравилась?”.

Да не в этом дело… Кого я обманываю? Да, понравилась. Были бы у меня мои бабы — не обратил бы внимания. Да кого я опять обманываю?! Обратил бы, но не так остро. Моих баб у меня больше нет… И… Я надеюсь, что они живы. Те, кого я не видел мертвыми.