Книга Московские повести - Лев Эммануилович Разгон

и предложил ему место третьего лаборанта, а затем и ассистента, он не скрыл от будущего сотрудника, что ему понадобилась вся его, столетовская, настойчивость, чтобы взять на службу Лебедева... И что его новому сотруднику еще не раз придется столкнуться с нравами некоторых университетских профессоров, превратившихся в обыкновенных чиновников.

Но Лебедева ничто не пугало: он чувствовал в себе неимоверные силы, он наконец получал возможность вести самостоятельные исследования, заниматься той наукой, какая ему была дорога и близка! Он согласен был и на необходимость поддерживать отношения с той профессорской средой, которой его пугал Столетов... Да, но и там были совсем разные люди.

Физико-математический факультет был, собственно, скорее естественным факультетом. В нем довольно механически были соединены зоологи и астрономы, математики и химики... И профессора были самые непохожие друг на друга.

Среди зоологов был Михаил Александрович Мензбир — страстный поборник всего нового, интересного в науке, великолепный защитник дарвинизма, на лекции которого приходили студенты даже чужих факультетов, настолько они были ярки, поэтичны и убедительны. И был другой зоолог, Николай Юрьевич Зограф: льстивый и подобострастный к начальству; читавший лекции, как плохой провинциальный актер; подозрительно относившийся ко всему, что не содержалось в учебнике, утвержденном министерством. И разве можно было сравнить прелестного Николая Алексеевича Умова, с его добротой, блеском ума, поэтическим воображением, и какого-нибудь Константина Алексеевича Андреева, хихикающего сплетника, для которого мнение начальства значило больше, нежели любые открытия в науке! Для Лебедева в университете было много интересных и привлекательных людей. И механик Николай Егорович Жуковский, черный как цыган, с косматой бородой, грузный, добрый, рассеянный... И химик Каблуков, небольшого роста, похожий на седого гнома, носящего строгий сюртук и цилиндр... И знаменитый ботаник Климентий Аркадьевич Тимирязев, с тонким и нервным лицом, большими голубыми глазами, изящный, элегантный, вспыхивающий от малейшего проявления непорядочности, ученой глупости, пресмыкательства перед начальством...

Но Лебедев осмотрелся на своем новом месте не сразу. Первое время, да и не время — годы! — он мало видел людей, общался с ними лишь в самом крайнем случае, когда уже совершенно невозможно было пренебречь правилами вежливости и университетского этикета. Ему было не до этого!

...В небольшой, плохо оборудованной физической лаборатории университета Лебедеву предстояло сделать главное дело своей жизни, ему нужно было «взвесить свет», как, «странно косясь, говорили о его работе некоторые коллеги. Да, собственно, на них не следует обижаться — именно об этом и шла речь: ему надо было не только безукоризненно точно доказать существование светового давления, но и определить его силу — надо «взвесить свет»...

Самым трудным было отсутствие времени. Ему приходилось заниматься со студентами, вести доцентуру, читать лекции... Это была плата за возможность все оставшееся время сидеть в своей комнате на втором этаже и красными от бессонницы глазами смотреть снова и снова на приборы, им самим придуманные, им самим изготовленные.

Сначала надо было изготовить особые, очень чувствительные крутильные весы, которые показали бы малейшее, самое ничтожное давление. Потом к этим весам подвесить тонюсенькие алюминиевые диски, которые он зачернял, чтобы они были восприимчивее к свету. Но дальше — дальше-то и наступали все трудности!.. Очень скоро он понял, что ему придется иметь дело со страшным и упорным противником — радиометрическими силами. Так называется сила, которая возникает, когда легкий, тонкий диск, воспринимающий световое давление, нагревается падающим на него светом. Обращенная к свету сторона диска становится намного теплее, чем та, что остается затененной. Естественно, что молекулы воздуха отбрасываются нагретой стороной сильнее, чем противоположной, более холодной стороной. Эти радиометрические силы, как называлось такое явление, накладывались на световое давление и во много раз его превосходили. Как же избавиться от влияния этой помехи, как выделить и измерить только чистое давление света? Месяц за месяцем и год за годом уходили у него на то, чтобы изучить действие этих проклятых радиометрических сил! Он выяснил, что они становятся слабее, убывают по мере разрежения воздуха, что надобно делать диски как можно тоньше. Стало быть, нужно было помещать изготовленные им из расплющенного алюминия тонюсенькие диски в колбу с очень сильно разреженным воздухом. Ему нужна была такая разреженность воздуха, какой до него никто не достигал!

Месяцы ушли у него на то, чтобы разработать способ откачки воздуха из прибора. В отросток стеклянного баллона, где располагались крутильные весы, Лебедев помещал немного жидкой ртути. Непрерывно откачивая основную массу воздуха механическим насосом, он подогревал ртуть, и ртутные пары постепенно вытесняли остатки воздуха. Потом он замораживал ртутные пары, которые, превратясь в каплю металлической ртути, падали на дно баллона. Теперь, когда он освободился от зловещего действия радиометрических сил, он мог без препятствий измерить силу светового давления — «взвесить свет»...

Господи! Чего они удивляются, что он женился в сорок три года!.. Какая бы жена могла терпеть такого дикого, ни с чем не считающегося мужа, никогда не бывающего дома, все время пропадающего в лаборатории, способного в любой час бросить домашних и гостей, чтобы проверить еще одно усовершенствование прибора, пришедшее ему в голову!.. А он ни о чем другом тогда и не мог думать. Статьи о результатах своих опытов он писал, обдумывая каждое слово, добиваясь, чтобы ни одна запятая не выдавала его чувств, его надежд, его радости, чтобы в статье присутствовала только наука в самой чистой форме, свободная от всего постороннего, как свободны от действия радиометрических сил были результаты его наблюдений над световым давлением...

Лебедев опубликовал свои статьи в 1894, 1896, 1897 годах. В 1899 году, после опубликования его главных работ, Московский университет присудил Лебедеву докторскую степень, минуя магистерскую, — это было редкостью для университетских традиций. Его выбирают профессором... Когда в августе 1900 года на Международном конгрессе физиков в Париже Лебедев выступил с докладом о своих работах, это произвело сенсацию во всем научном мире!

Все-таки он сделал то, что до него пытались сделать многие физики мира: Целльнер, Шустер, Бергэн и Гарб, Бартоли, наконец, сам великий Крукс. Он себе не приписывал никаких особых заслуг... Бог мой, никаких! Статью об итогах всей своей работы над давлением света он назвал «Максвелло-бартолиевские силы давления лучистой энергии». Хотел самим названием статьи показать, что он, Петр Николаевич Лебедев, только экспериментатор, что не он, а другие ученые предположили, что свет может давить на вещество, а он только доказал это. ТОЛЬКО! А разве это мало? Ему — достаточно. Все его бессонные ночи, весь его неимоверный труд, радости, надежды, разочарования — все, все уместилось на шести страницах журнала Русского физико-химического общества!..

Ему не на что жаловаться!