Книга Прекрасная Беатрис - Натали де Рамон

— Я не знаю его телефона.

— Слушай, Беа. — Гастон уверенно обнял меня за плечи, развернул к себе и заглянул в глаза.

Терпкий мужской парфюм и аромат дождя… Я опустила ресницы. Мои силы, как той безумной ночью, опять мгновенно утекли куда-то. Он нежно прикоснулся губами к моим губам. Один раз, еще…

— Кого ты обманываешь, Беа? Меня или себя?

Я не открывала глаз. Его голос звучал из темноты.

Но там не было ни огней, ни блестящего асфальта, ни светящихся струй дождя. Там не было ничего. Только темнота и пустота.

— Ты меня слышишь, Беа?

Я послушно кивнула в эту темную пустоту.

— Милая моя. Моя маленькая хрупкая женщина… — Он еще более нежно поцеловал меня и прижал к своей груди. — Глупенькая моя маленькая девочка. Нам будет так хорошо вместе…

Его губы опять несколько раз легко коснулись моего пробора. Но пустота не отпустила, даже когда я, прогнав темноту, открыла глаза и произнесла:

— Ладно. Хватит. Правда, отвези меня к Алексу в офис, ты же наверняка знаешь, где он находится, если знаком с ним.

— Я-то знаком. Еще как знаком! Но, прости, — Гастон показал пальцем на экран ноутбука, — как же ты работаешь на него и не знаешь, где находится офис? Не знаешь телефона?

— Неважно, расскажу потом. — От этой невыносимой пустоты у меня звенело в ушах. Динь-динь, как колокольчик на шее пони. Динь-динь, как кисточка о край банки. Динь-динь… — Просто отвези и все. И не разговаривай со мной! Понимаешь, не разговаривай!..

— Ты хотя бы разрешишь мне перекурить в машине?

— Кури. — Я дважды повернула ключ в замке. Шнуры и мышь я положила в сумку, невыключенный компьютер держал под мышкой Гастон. — А ты разве куришь?

Он улыбнулся со вздохом.

— Ты действительно плохо знаешь меня, Беа. Это не единственный мой недостаток. Тебе идет этот костюм. Красивый цвет. Правильно сделала, что перебинтовала ногу. Успокоилась немножко, пока собиралась?

Его голос, взгляд и даже его особенный мужской дух стали явственнее, хотя по-прежнему не разбивали моей звонкой пустоты. Но я послушно кивнула в никуда. Гастон едва заметно улыбнулся.

— Ладно. Помолчим, если ты этого хочешь.

Мы пошли вниз по лестнице. На боковой панели ноутбука многозначительно горели крошечные огоньки, притворяясь, что им известно нечто большее, чем живущим в реальном мире. А на самом деле маленький разумный прибор был просто не в состоянии самостоятельно избавиться от застрявшей дискеты — как от неудобной, костью в горле, мешающей дышать, мысли, — которую я случайно и вовсе без злого умысла не тем боком впихнула в его электронные мозги, механическим действием поранив виртуальную душу. И взывал о помощи. В темноте и в пустоте реального мира…

Глава 17, в которой офис на двадцать седьмом этаже

— Вон. — Гастон показал рукой.

Я подняла голову. Это были его первые слова за всю дорогу. На мое лицо сразу радостно упали капли дождя. Как поздоровались. Высотная темная коробка из стекла и бетона закрывала небо. Неоновые буквы над входом да несколько невнятно светящихся окон. Абсолютно гладкий фасад, эдакая несокрушимая бесстрастная махина, скала или даже айсберг из какого-нибудь параллельного мира, незнакомого с земными явлениями природы.

— Так это же банк? — удивилась я.

— Банк. — Гастон с шумом раскрыл над нами зонт, спрятав за ним надменную вертикаль и вернув улице нормальные горизонтальные пропорции. Сразу интимно заблестел асфальт, по-домашнему засветились вывески и витрины, смутные тени превратились во вполне живых и довольных собой прохожих под всевозможными зонтиками и зонтами. — Здание банка, как и любое другое, уважающее себя здание, не может обойтись без службы эксплуатации. Контора Дюваля оказывает банку подобные услуги, а банк предоставляет ему офис. Хорошо всем. Банк экономит на одной из технических служб, а Дюваль…

То ли здание банка было таким огромным, что заполонило собой даже мою душную пустоту, вытеснив отвратительное треньканье невидимых колокольчиков, то ли нейтральные житейские рассуждения Гастона, а может быть, и просто влажный воздух, и нарядный от изобилия зонтов город в предчувствии новой ночи, но дышать стало определенно легче.

— …Дюваль экономит на аренде.

— А нас пустят в банк в такое время?

— Ты же его сотрудник. Скажешь охране, что ты с шофером. Соединятся с Дювалем, в крайнем случае — проводят.

— Забавно, я всегда думала, что в банках на ночь отключают лифты.

— Да, действительно, забавно, — согласился Гастон, наблюдая за лампочками, отмечавшими этажи. Они неторопливо, с достоинством, зажигались под цифрами. Пару секунд цифра горела. Гасла. Затем вспыхивала следующая лампочка. — Не думал, что все выйдет именно так.

— Я тоже. Спасибо.

— За что?

— За то, что ты действительно молчал всю дорогу.

— Да брось ты. Это самое маленькое, что я мог сделать для тебя. — Он улыбнулся, оторвавшись от лампочек, и виновато добавил: — Не считая того, что старательно травил дымом.

— Вовсе не травил. Твои сигареты совсем не противные. Я даже думала раньше, что это запах твоего одеколона. От тебя всегда пахнет так… Ну, по-особенному.

— Трубочный табак. Одеколон я терпеть не могу. Дедовский способ: холодная вода после бритья.

— А, вода…

— Просто кондиционер в малыше «мерсе» надежный.

— Нет, правда хорошо, что ты не приставал с разговорами.

— Так тяжело? — И опять уставился на лампочки.

— Да… Очень.

— Знаю. Мне тоже.

— Тебе-то почему?

— Не почему, а за что. — Гастон по-детски покусал губы, вздохнул. — За то, что не сдержался и сразу вывалил на тебя все. А ты была совсем не готова.

— Я и сейчас не готова.

— Тоже знаю. Больше не буду торопить события. Просто тогда мне показалось… Тогда все было по-другому.

— Дождь, искрящийся асфальт, пьянящий воздух?..

— Не надо, Беа. Теперь я прошу тебя. Не надо. Двадцать первый этаж, двадцать второй, двадцать третий…

— Ревнуешь к Алексу?

Двадцать четвертый, двадцать пятый…

— Хм-м… Может быть. Тебя Лала вывела на Дюваля?

Домашнее имя сестры, два слога — Ла-ла — как два кончика оборванной трикотажной нити. Потянули вязку посильнее — и петля за петлей поползла цепочка. Лала, Люк, Рене, мать Гастона, наши родители… Или цепная реакция, как сказал бедолага психоаналитик… «Рад вас видеть, мадам Шанте!» — это тоже, кстати, сказал он. Кларис наверняка пожаловалась ему, что у ее мужа, который жалеет верной старухе Клементине лишний су, очередная корыстолюбивая любовница. Психоаналитик Жак уложит Кларис на кушетку, выслушает, посоветует… Что может посоветовать моей сестре бедолага Жак? Да не такой уж он и бедолага — к нему вернулась жена. Из-за радуги. Из-за моей, между прочим, радуги! Конечно, кому все, а кому… Даже дискета лезет в компьютер не тем боком!