Книга Архитектура Дома Наркомфина вчера и сегодня - Елена Борисовна Овсянникова

П. Леонтовича кооперативом «Медсанстрой», который позже тоже стал подведомственным Совнаркому).

Примерно через год житель большой квартиры № 7 художник Александр Дейнека (в его наследии есть несколько работ, написанных в доме, где видны легко узнаваемые раздвижные окна, например «Натурщица») предложил Куперманам поменяться квартирами. К тому времени Дейнека расстался с первой женой Серафимой Лычёвой[147], и большая квартира ему была уже не нужна, а Куперманам с тремя детьми здесь было бы удобнее. Куперманы согласились и переехали (за Лычёвой сохранили ее комнату); Дейнека даже оставил им кое-какие вещи – в частности, большой дореволюционный резной буфет, бронзовые отливки своих работ.

Александр Дейнека. Натурщица. 1936. Курская государственная картинная галерея имени А.А. Дейнеки

В 1961 году дом был муниципализирован и перешел от Совмина в ведомство ЖЭК № 6 Краснопресненского района. В начале 1960-х прошли косметические ремонты: к дому был пристроен лифт, на плоской крыше перестелили гидроизоляцию, но, по сообщениям жильцов, в 1963-м и позже она серьезно протекала (видимо, в этот период был заделан внутренний водосток на южном фасаде, а внешняя труба не справлялась с потоком талой воды, и с этого времени южная стена стала принимать вид руины, несмотря на ремонты). В какой-то текущий ремонт были зашпатлеваны дренажные отверстия в подставках под цветы под окнами – дождевая и талая вода стала проходить в кладку стен, а оттуда и в утеплитель дома.

Вид на двор и сад с востока. Фотограф неизвестен. 1949. Музей архитектуры им. А.В. Щусева

Вид с крыши Дома Наркомфина на юго-запад (в кадре – дом, куда переехали некоторые первые жильцы Дома Наркомфина). Фотограф неизвестен. 1949. Музей архитектуры им. А.В. Щусева

Виктор Бюхли[148], ссылаясь на устные рассказы жильцов, записанные им в 1990 году, пишет, что в доме по инициативе одной из жительниц был устроен красный уголок и собрана библиотека (взамен существовавших в коммунальном корпусе в довоенные годы). В одной из квартир была устроена «поликлиника» с приходящими раз в неделю врачами-специалистами. Жительница квартиры № 10 с конца 1950-х держала частный детский сад (брала 15 или 20 руб. в месяц). Таким образом, дом, в значительной мере утратив и первоначальный состав жильцов, и систему соцкультбытового обслуживания, попытался их воспроизвести!

Наконец, не без усилий сына Моисея Гинзбурга Владимира (в позднесоветские годы – главного архитектора Пресненского района) дом был поставлен на расселение и с 1979 года жильцы стали покидать его. Владимир Гинзбург не дожил до реставрации дома. Дело с расселением затянулось, и к началу 1990-х примерно в половине квартир еще жили люди – кто-то получил новую квартиру и съехал (Куперманы уехали еще в конце 1960-х в новые дома на площади Гагарина, забрав с собой буфет Дейнеки, а сам Дейнека съехал еще раньше), а кто-то приватизировал квартиру в доме и остался. Авторы этой книги своими глазами видели в пустующей ячейке заложенный кирпичом вход в спальню – жильцы соседней ячейки (верхней F) прорубили проем в выселенную квартиру, построили новую перегородку и таким образом присоединили к своей квартире дополнительную комнату (то же самое авторы видели и в доме Уралоблсовета).

Дом Наркомфина в процессе реставрации. Вид с крыши коммунального корпуса. Фото Н. Васильева. 2019

После смерти Владимира Гинзбурга в 1997 году его сын Алексей, тоже архитектор, унаследовал их общее бюро «Гинзбург Архитектс», но сразу приступить к реставрации Дома Наркомфина не смог. В апреле 2008 года созданный предпринимателем Александром Сенаторовым (владельцем группы компаний «МИАН», потом «Коперник») фонд «Наркомфин» провел выставку[149] в Музее архитектуры имени А. В. Щусева, где анонсировал проект реставрации дома и приспособления его под апарт-отель (эти планы были согласованы и Правительством Москвы, выпустившим об этом Постановление № 323 от 24 апреля 2007 года). Структура собственности дома была к тому времени чрезвычайно мозаичной, более 40 % было муниципальной собственностью (включая и пристройки 1940-х), часть квартир приватизирована, а некоторых владельцев трудно было установить. Так, в части ячеек временно проживали молодые художники, которые сотрудничали с галеристом Маратом Гельманом, а на первом этаже – работники ГБУ «Жилищник» и прочих коммунальных служб. В марте 2009 года в коммунальном корпусе произошел пожар, повредивший лестницу и кровлю. На протяжении почти десяти лет Сенаторов старался выкупить все части дома, но продвинулся не слишком далеко – финансовый кризис и банкротство части его компаний вынудили его самого поселиться в доме, а выкупленные пустующие квартиры частично использовать под офис, частично – сдать в аренду[150]. В 2014 году в угоду арендаторам было выломано множество аутентичных элементов – дверей, сантехники, оконной столярки, а стены сдаваемых квартир перекрасили. К проекту реконструкции привлекали то Алексея Гинзбурга, то Сергея Переслегина (Kleinwelt Architekten). В конце концов, с конца 2015 года другой инвестор, Гарегин Барсурмян и его компания «Лига прав» смогли начать выкупать доли Сенаторова, оставшихся частных владельцев и Мосгоримущества.

Дом Наркомфина в процессе реставрации. Вид с юга. Фото Н. Васильева. 2019

С 2016 года начались работы по реставрации дома по проекту бюро Алексея Гинзбурга с целью вернуть ему первоначальный облик и функцию – жилого дома с обслуживанием. Множество небольших, но значимых деталей об устройстве дома выяснились только в процессе реставрации. В 1970-е, 1990-е и 2000-е проводились отдельные научно-практические семинары ради очередного обследования дома, касавшиеся в первую очередь цветовых решений интерьеров[151].

Из существенных послевоенных изменений было решено оставить лифтовую шахту – известны более ранние эскизные проекты Алексея Гинзбурга, где лифт представлен в виде отдельно стоящей стеклянной шахты, но в реализованном проекте реставрации шахта осталась такой же глухой, как в позднесоветские годы, и это главное отличие внешнего облика дома от состояния начала 1930-х. Первый этаж был расчищен от достроек, его остекленная южная часть превращена в общественное пространство для жильцов – фойе-лобби со стойкой администратора. К другим изменениям относится разделение балкона, идущего вдоль нижнего коридора, на отдельные балконы для собственников квартир K при помощи кашпо (это решение напоминает стихийные перепланировки 1950-х – 1960 годов, когда жители крайних в коридоре квартир также выгораживали себе «частные» балконы из общего – даже стеклили их и оклеивали стены обоями). При реставрации высокие радиаторы в верхнем коридоре, установленные за колоннами, не удалось выполнить в прежних формах, в отличие от остальных – отлитых заново по технологиям 1920-х, зато удалось воссоздать на крыше-террасе металлическую винтовую лестницу.

Покраска стен в интерьере жилого корпуса вернулась к изначальной – в коридорах, на лестничных площадках (на стенах лестниц были оставлены реставрационные шурфы, в которых видны слои разных цветов – следы текущих ремонтов в доме) и примерно в половине квартир. Покупателям было предложено самим выбрать цветовую гамму, и половина выбрала нейтральный белый[152], а остальные – ту или иную гамму, в основном, наиболее бледную из предложенных.

Конструктивно дом не изменился, лишь три колонны