Книга Гельголанд. Красивая и странная квантовая физика - Карло Ровелли

то, что текст может предложить нам сегодня.

Главный тезис книги Нагарджуны заключается в том, что не существует вещей, которые имеют существование сами по себе, независимо от чего-либо еще. Эта мысль очевидным образом перекликается с квантовой механикой. Конечно, Нагарджуна не знал и не мог знать ничего о квантах, но дело не в этом. Дело в том, что философы предлагают нам оригинальные способы осмысления мира, и мы можем использовать их, если они оказываются нам полезны. Предлагаемый Нагарджуной взгляд на мир может немного облегчить нам осмысление квантового мира.

Если ничто не существует само по себе, то все существует только в зависимости от чего-то другого, в связи с чем-то другим. Для описания отсутствия независимого существования Нагарджуна использует термин «пустотность» (śūnyatā – «шуньята»): вещи «пусты» в том смысле, что у них нет независимой реальности, они существуют благодаря чему-то иному, в зависимости от, относительно или с точки зрения чего-то другого.

Вот простой пример. Взглянув на облачное небо, я увижу там замок и дракона. Действительно ли там, на небе, дракон и замок? Разумеется, нет: замок и дракон – это результат сочетания внешнего вида облаков с ощущениями и мыслями в моей голове; сами по себе они – пустые сущности, их нет. Пока все просто. Но Нагарджуна полагает, что облака, небо, ощущения, мысли и даже моя собственная голова – это тоже вещи, которые возникают из сочетания других вещей: пустые сущности.

А как насчет меня, который видит звезду? Существую ли я? Нет, я тоже не существую. Кто же тогда видит звезду? Никто, говорит Нагарджуна. Видеть звезду – это часть целого, которое я условно называю своим «я». «То, что формулирует язык, не существует. Круг мыслей не существует»120. Нет никакой конечной или таинственной сущности, которую можно было бы понять, которая была бы истинной сущностью нашего бытия. «Я» – это не что иное, как огромное и взаимосвязанное множество составляющих его явлений, каждое из которых зависит от чего-то другого. Столетия западных спекуляций на тему субъекта и сознания рассеиваются, как утренний туман.

Нагарджуна различает два уровня, как это делает большая часть философов и ученых: обычную, видимую реальность с ее иллюзорными или предполагаемыми аспектами и конечную реальность. Но он проводит это различие в неожиданном направлении: конечная реальность, сущность – это отсутствие, пустота. Ее нет.

В то время как любая метафизика ищет главную субстанцию, сущность, от которой все зависит, отправную точку, из которой затем можно вывести все остальное, Нагарджуна полагает, что конечной субстанции, отправной точки… нет.

В западной философии есть робкие прозрения в этом направлении. Но взгляд Нагарджуны радикален. Обычное повседневное существование не отрицается, напротив, оно утверждается во всей его сложности, со всеми его уровнями и гранями. Его можно изучать, исследовать, анализировать, сводить к более элементарным понятиям. Но Нагарджуна считает бессмысленными поиски конечного субстрата этого существования. Отличие от современного структурного реализма, например, кажется мне очевидным: представьте себе, что Нагарджуна сегодня добавил бы в свою книгу небольшую главу под названием «Структуры также пусты». Они существуют лишь постольку, поскольку задуманы для организации чего-то другого. Говоря его языком: «Они не предшествуют объектам, и не предшествуют объектам, и не то и другое вместе, и не то и не другое по отдельности»[10].

Иллюзорность мира, или сансара, – это общая тема в буддизме; познать ее – значит достичь нирваны, освобождения и блаженства. Для Нагарджуны сансара и нирвана – это одно и то же: ни то ни другое не имеет собственного существования. Они не существуют.

Значит, единственная реальность – это пустота? В этом и состоит окончательная реальность? Нет, говорит Нагарджуна в самой сюрреалистической главе своей книги, утверждая, что любое представление существует только по отношению к другому представлению и никак не может быть окончательной реальностью и что это верно и для самих представлений Нагарджуны – даже пустота условна и лишена сущности. Не остается никакой метафизики. Пустота пуста.

Нагарджуна подарил нам великолепный концептуальный инструмент для восприятия относительности квантов: можно считать, что речь идет о взаимозависимости без вступающих в отношения автономных сущностей. Итак, главный тезис Нагарджуны – взаимозависимость – влечет за собой обязательный отказ от автономных сущностей.

Долгие поиски «высшей физической субстанции», охватывающей материю, молекулы, атомы, поля, элементарные частицы… потерпели крушение, столкнувшись с реляционной сложностью квантовой теории поля и общей теории относительности.

Неужели древнеиндийский мыслитель дал нам концептуальный инструмент, который позволит распутать этот клубок?

* * *

Мы всегда учимся у других, не таких, как мы. Несмотря на тысячелетия непрекращающегося диалога, Западу и Востоку – как хорошим супругам – все еще есть что сказать друг другу.

Привлекательность мысли Нагарджуны выходит за пределы вопросов современной физики. Взгляд с его точки зрения кружит голову. Он созвучен лучшим образцам классической и современной западной философии. Радикальному скептицизму Юма, витгенштейновскому разоблачению плохо поставленных вопросов. Но я считаю, что Нагарджуна избежал ловушки, в которой увязли многие философы, постулируя некие, впоследствии оказавшиеся малоубедительными конечные основы. Он говорит о реальности, ее сложности и познаваемости, но не дает нам попасть в концептуальный капкан поиска конечной основы.

Это не метафизический выверт, а трезвый подход. Признание, что вопрос о конечной основе всего может, просто говоря, не иметь смысла.

Это не исключает возможности исследования, а наоборот, высвобождает ее. Нагарджуна не нигилист, отрицающий реальность мира, и даже не скептик, утверждающий абсолютную непознаваемость реальности. Мир явлений – это мир, который мы можем изучать, добиваясь все лучшего его понимания, обнаруживая его общие свойства. Но это мир взаимосвязей и случайностей, а не мир, который стоит пытаться вывести из некоего абсолюта.

Считаю стремление к определенности одним из самых больших заблуждений при попытке понять что-либо. Поиск знания питают не определенности, а их полное отсутствие. Именно острое понимание собственного невежества делает нас открытыми сомнениям и способными все лучше учиться. В этом всегда была сила научной мысли с ее любопытством, мятежным духом, стремлением к переменам. У познания нет никакой оси, никакой абсолютной философской и методологической неподвижной точки.

Есть множество толкований текста Нагарджуны. Многочисленность возможных прочтений свидетельствует о его актуальности. Нам интересны не собственно мысли настоятеля индийского монастыря, жившего почти две тысячи лет назад, – это его дело. Для нас представляет интерес сила идей, порожденных оставленными им строками, то, в какой степени эти строки, обогащенные комментариями многих поколений, способны открыть новые просторы для нашей мысли, перекликаясь с нашей культурой и нашими знаниями. Культура – это непрекращающийся диалог, который обогащают опыт, знания и, прежде всего, перемены.

Я не философ, а физик – жалкий механик. И этому жалкому механику, который занимается квантовой теорией, Нагарджуна объясняет возможность размышлять о проявлениях физических объектов, не