Книга Постель и все остальное - Эллина Наумова

– Нас погубит гордыня! Хозяева не желают подчиняться обстоятельствам и законам – думают, деньги сильнее; наемники – хозяевам – думают, они умнее. Все задания подвергаются критике и бесят до желания убить того, кто их надавал. Какое уж тут четкое исполнение. Наш человек не умеет оставлять себя, любимого, ранимого, прекрасного, дома и на работу являться всего лишь специалистом. Да еще в поте лица доказывать каждую минуту, что специалист хороший. Нет, он непревзойденный профи по определению…

– Ира, у тебя много друзей? – тихо и досадливо перебил Арсений. – Со старыми не рвешь? Новые появляются? Скажем, из времен работы в первой фирме, не из самой фирмы, а из ее наивных времен, кто-нибудь остался? Если нет, куда делись? У меня в этом смысле только убыль, причем какая-то беспричинная.

Она тревожно взглянула из-под растрепанной челки, и в глазах трогательно мелькнула надежда. Любовник, который во второй раз сам явился, не хочет болтовни на стандартные темы, намекает на задушевное общение. Даже поверить страшно. Он все понял, но не устыдился своего маневра. Его не интересовало мнение Ирины о смертных грехах россиян. А она заговорила гладко, но медленно. Наверное, обдумала давно и теперь старалась придерживаться сути, на ходу отсекая лишнее.

– Я, Арсений, легко схожусь с людьми. Но подружиться со мной трудно. Тогда, сразу после универа, мне хватало студенческих связей. И школьные были еще свеженькими. Но как-то на вечеринке мы познакомились со славной девушкой Таней. И стали у общих приятелей часто видеться. Я приезжих не жалую – у них на лбах написана жажда преуспеяния любой ценой. То есть они считают, что рождение в провинции – уже громадная и жуткая цена, которую они заплатили авансом. Поэтому теперь им все дозволено. Суетятся, смешно подличают, мелко ненавидят ни в чем не повинное коренное население. Разве это не признаки ущербности? Чего же на правду обижаться? Будто мы, москвичи, виноваты, что у нас нет комплекса неполноценности. У кого был, уехали в Европу и Америку. Но Танька была другой. Свой город ее не напрягал. Она так увлеченно про его историю говорила, такие красивые фотографии показывала – сама снимала. Приехала учиться в Москву. А почему нет? У них там только педагогический и какой-то технический, будто высшее образование, учитель и инженер – синонимы. Начала писать еще на втором курсе, прибилась к мыльным сценаристам. Надо ведь на жизнь зарабатывать. Кончила институт, естественно, осталась – работа есть, культуры и искусства вокруг хоть отбавляй… У нее была забавная особенность. Когда надо что-то важное прикинуть, решить быстро и не в одиночестве, люди требуют: «Отстаньте все, дайте сообразить» – и замолкают. А Танька, наоборот, трепалась о всякой ерунде. Как ей удавалось много говорить об одном и мощно думать о другом одновременно, я не знаю. Спросила как-то. Она засмеялась: «Главное в такие моменты выкладывать что-то бытовое, до деталей знакомое, то есть про себя. И не лгать». И до меня дошло. Она, как все сочинители, постоянно видоизменяла свои рассказы. Иногда в третьем повторе от вчерашней действительности ничего не оставалось. А бывало, выдумывала какие-то примеры из своей и чужой жизни, лишь бы диалог получился интересным. Не написанный, а обычный, со мной, например. Врунья? Нет. Поверь, никогда не приукрашивала себя и не очерняла других. Высмеять могла, причем безжалостно. Умная, сволочь. Так вот, только отключаясь и ища какой-то выход, она говорила про себя чистую правду. Наверное, и твердила-то ее в бессознанке, часто не к месту или не тому собеседнику, чтобы не забыть…

Арсений воспрянул духом. В точку, Ирочка! Так все и было! Пока Татьяна решала, признаваться в пьяной выходке или разжалобить его, чтобы отпустил без вопросов, она именно несла чушь «не к месту и не тому собеседнику», но про себя одну и честную. А когда ситуация разрешилась, попыталась его собой заинтриговать. И выдумала байку про семейные тайны. Мыло! Сериал! Ну и фантазия у девушки. Ничего святого. Ради красного словца не пощадила родного отца. А также мать, тетку, дядю, племянников, бабушку, прабабушку, прапрабабушку и прапрадедушку. И в конечном счете себя, ибо выглядела потомственной дурой. Упорный дознаватель был почти счастлив. Больше Татьяна его не волновала.

– Ира, подробности про незнакомую девицу утомительны. Как у тебя с друзьями? – решительно спросил он.

Ирина споткнулась на полуслове и впала в явную растерянность, не понимая, чего он добивается. И тут зазвонил ее сотовый.

– Извини, пожалуйста, – с облегчением сказала она. Взяла телефон с тумбочки, посмотрела на дисплей и, что называется, вытаращила глаза. Несколько раз судорожно сглотнула, жестами показала Арсению, что выйдет, нажала кнопку приема и уже возле двери приглушенно сказала: – Здравствуйте, Евгений Владиславович. Сколько лет, сколько зим… Да, да, вы сохранили мой номер в своем мобильном, я ваш в своем…

Хорошо, что она уже не видела любовника. И он себя тоже. Арсений ощутил все свое тело как тугой, а сразу потом окаменелый ком. Мышцы лица застыли, вероятно, в особенно неестественной гримасе, потому что наливались болью. Ирина не ушла дальше соседней комнаты, он стал жадно прислушиваться, и это переключение внимания спасло от судорог, или что там еще бывает после такого напряжения и ужаса – ты больше никогда не сможешь пошевелиться. Инфаркт? Через несколько секунд отпустило. И он, стерев ватной ладонью испарину со лба, подумал: «Они меня со свету сживут», никого конкретно в виду не имея. А главная из «них» ворковала:

– Ну что вы, Евгений Владиславович, кто же в Москве спит в половине первого ночи… Никакой иронии, констатация факта. И я отлично помню, что вы в работе забываете о времени суток. Да, да, беретесь за трубку, видите на экране, который час, удивляетесь, что уже так поздно, и все равно звоните наудачу… Что? И вы отлично помните, как я отказывалась звонками «будить добрых людей» в десять вечера, и вам самому приходилось? Утверждала, что ради бизнеса не могу искоренить в себе все мамино воспитание разом?.. Кто вам нужен? Татьяна, которая одолжила мне нормальное платье? Когда?.. Ах, то недоразумение с потерей ключей на вечеринке… Сейчас я отправлю вам ее номер… Разумеется, сошлитесь на меня как на источник информации. Только умоляю, позвоните ей утром. Во всяком случае передайте, что я вас об этом попросила… Совсем не обременительно, всегда рада помочь… До свидания.

Судя по тому, как она задержалась, не только отец получил эсэмэску с координатами Татьяны, но и та – с отчетом о неожиданности. У Арсения была возможность встать, размяться и одеться. Ирина его озадачила: ни звука лишнего, вроде ну и совпадение, я как раз Таню вспоминала. Вышколил ее отец, а ведь не очень долго она у него трудилась. И похоже, действительно жалела о том, что по молодости сочла первую свою работу скучной. Ей не нравились словосочетания «личный помощник» и «персональный ассистент». То ли дело старомодное «доверенный секретарь». От того, что ничего путного ей не доверяли, девушка и страдала.

Наконец Ирина вернулась в спальню. Расстроенный вид безупречной собеседницы отца не вязался с только что звучавшим предупредительным голосом. И короткий халатик нелепо смотрелся на женщине, которую даже полуночный звонок бывшего шефа через годы после ее ухода из фирмы не вывел из равновесия. Увидев Арсения в брюках, рубашке и пуловере, она опустила глаза, будто хотела убедиться в том, что он и носки надел. А когда подняла, в них стояли слезы.