Книга Билет в счастливую жизнь - Марина Серова

что? Я разве закоренелый преступник какой? Я всего один только раз преступил черту, преступил закон. И к тому же чистосердечно раскаялся. Эх, кабы можно все было отыграть назад, – мечтательно произнес заключенный.

– Так, хватит тут лирических отступлений, давай говори конкретно, – снова оборвал его Краснобаев.

– Слушаюсь, гражданин начальник, счас буду говорить. Так вот. В моей хате, куда меня родственнички мои спровадили, ни дна бы им ни покрышки, кроме бомжей, ведь еще и культурные люди оказывались, да. Один раз оказался в нашей компании шибко грамотный человек, прям академик. Вроде как он в институте каком работал, точно не могу сказать. Однако знал он много всего интересного, рассказов всяких, баек, одним словом. Вот какой хошь ему вопрос задай, он на все мог ответить. Как-то зашел у нас разговор про всякие темные дела: про сатанистов там, про секты разные, опять же про магию. Он нам прямо так рассказывал, как своим студентам в бытность, когда в институте своем работал.

– Слушай, Мураленко, ты чего несешь-то? – прервал его Краснобаев. – Зачем студентам знать про какую-то там магию?

– Так я ж для примера говорю, гражданин начальник, – начал оправдываться Мураленко, – что вроде как студентам лекцию читал, так и нам про все рассказывал.

– Значит, про перевернутый крест вы узнали от этого «академика»? – спросила я.

– От него самого, – ответил заключенный. – Он нам нарисовал эту закорючку и название сказал. Говорит, это – «южный крест». Самый главный знак у сатанистов-оккультистов. Была, правда, у него еще одна байка про какую-то там секту заграничную. Но уж что-то мне ее принцип сложным показался. Он нам и другие рисунки рисовал, ну еще какие-то там символы. И про всех рассказывал, названия все их говорил. Я решил, что остановлюсь на перевернутом кресте. Чтоб, значится, все понимали, что этого мастера покарала магическая сила за его грязные делишки. Ну а дальше вот так все и произошло.

– А уши откуда? – уточнила я.

– Да оттуда же, – пожал плечами Мураленко. – Он и рассказал, что уши – знак мести.

– Вы знаете, какая фамилия была у этого «академика»? – спросила я.

– Да что вы? Откуда? – удивленно уставился на меня заключенный. – Ни в жисть никто свою фамилию не скажет! И не потому, что не хочет сказать, не из вредности какой. А просто потому, что уж и не помнит, какая у него фамилия была. Ох, тут и имечко-то свое с трудом припоминаешь, какая уж там фамилия.

– Ну, хорошо, тогда опишите его внешность, – попросила я.

– Чего? Как это «описать»? Вы уж попонятнее скажите.

– Ну, как выглядел этот ваш «академик», – расшифровала я свой вопрос. – Какой у него рост хотя бы, сколько лет ему можно было дать.

– А, понял, счас скажу. Значится, был он невысокого росточка. Зато полный. Ну, не как бочка, конечно, но – полный. Волосы у него были светлые, вроде как выгоревшие. Глаза какие-то водянистые, что ли, но навыкате. Вроде как удивленные. Не знаю, вроде болезнь такая есть, когда глаза выпячиваются. Может, и он болел, не знаю.

– Ну а про его возраст что можешь сказать? – вступил в разговор Краснобаев.

– Да что тут скажешь. Паспортов-то у его никто не проверял. А на вид он был еще ничего. Может, сорок, а может, сорок пять ему было. Вроде как вскорости у него днюха должна была быть. И обещал он нам водяры выставить немерено. Но не случилось этого. – Мураленко с сожалением вздохнул. – Пропал он из виду совсем. Как в воду канул и больше не показывался. И больше мы с мужиками его не видели.

– А когда он пропал? – спросила я.

– Дак я разве могу упомнить число? – искренне удивился заключенный.

– Ну, хотя бы какое время года тогда было? Зима, лето? Или весна, осень? – спросила я.

– Да вроде бы весна была. Помню, тогда еще листочки зеленые только-только появились.

– Что-нибудь еще про этого вашего «академика» сможете рассказать? – спросила я.

– Дайте подумать. – Мураленко прикрыл глаза и так посидел какое-то время. – Нет, извиняйте, больше ничего вспомнить не могу.

– А из ваших постояльцев-бомжей кто-нибудь заинтересовался этими символами, о которых рассказывал «академик»? И которые он рисовал? – задала я следующий вопрос.

– Это вы спрашиваете про то, что могло ли кому-то еще пригодиться то, что он рассказывал? Не-а, всем было до фонаря. Ну, послушали они его рассказы. Ну, посмотрели на рисунки-символы, ну и что? Им же, кроме как бухла и хавки, больше ничего и не требуется. А если бы кто и сподобился повторить, то я бы тут один не сидел.

– Ну, что же. У меня больше вопросов к заключенному не имеется, – сказала я.

– Тогда я сейчас вызываю охрану, – сказал Краснобаев.

Викентий Краснобаев распорядился увести Мураленко, нажав специальную кнопку. Тут же в нашем боксе появился охранник и вместе с заключенным вышел в коридор. Еще какое-то время мы с Краснобаевым оставались в боксе, а затем тоже вышли.

– Ну и что вы, Татьяна, вынесли из этого разговора? – спросил меня Краснобаев.

– Пока я еще не пришла к какому-то определенному мнению, – честно призналась я. – Возможно, что и в самом деле бомжам все сказанное было, как выразился Мураленко, до фонаря. Контингент-то ведь весьма специфический. Но с другой стороны, а вдруг кому-то запало то, что рисовал этот «академик»? Или… сам «академик»? А может быть, кто-то из тарасовской братии, как и Мураленко, решил необычный способ убийства придумать, да и наткнулся на статью по этому делу? Буду рыть дальше.

– Тогда давайте поедем к его бывшим корешам, – предложил Краснобаев. – Они как будто бы на новое место перебрались.

– Давайте поедем, – согласилась я.

До города мы доехали сравнительно быстро.

– Вот он, этот дом, – сказал Краснобаев и показал рукой на деревянное, немного покосившееся строение за полуразвалившимся, тоже деревянным, забором. Калитка держалась на честном слове, то есть на одном ржавом гвозде.

– Проходите, Татьяна, – сказал Краснобаев и отступил в сторону.

Во дворе, как ни странно, было довольно чисто. Мусора не было, видимо, его регулярно убирали. То есть какие-то ящики, конечно, на территории двора находились. Но они не были разбросаны как попало, а стояли у забора аккуратными рядами. В конце двора стояла будка, а рядом с ней на цепи дремала огромная черная псина. Она лениво посмотрела на нас и, не пошевельнувшись, снова закрыла глаза. Еще поодаль я заметила какую-то приземистую постройку, похожую на сарай.

Мы сделали несколько шагов по направлению к дому. Я заметила, как на одном из окон шевельнулась занавеска. И почти сразу же входная дверь распахнулась, а на пороге