Книга Пусть дерутся другие - Вадим Валерьевич Булаев

к врачу, где устроили полноценную проверку состояния организма, по завершении заставив подписать целый ворох файлов с анализами, кардиограммами и итоговым заключением, что я вполне себе здоров и ни на что не жалуюсь.

Дальше пошло ещё чудесатее. Обратно в камеру меня не вернули, а отвели на вещевой склад, где служитель вручил мне джинсы, рубашку, кроссовки и нижнее бельё с носками. Всё новенькое, в упаковках, и очень дешёвое.

Переодевался там же, под бдительным присмотром охраны.

Из склада мы перекочевали в административную часть тюремного здания. Не выдержав неизвестности, я спросил у сопровождающего, в нарушение всех тюремных правил:

— Что происходит?!

— Ничего, — безразлично ответил тот, чем заставил нервничать ещё больше. Лучше бы наорал и наказанием пригрозил, чем вот так, нейтрально...

Снова начались подписи. За сданную оранжевую робу, за полученную одежду (повторно, до этого ставил автографы у кладовщика), за ознакомление со счётом от дантиста, который я обязан оплатить по выходу из тюрьмы (тянуло истерически заржать, при моей фактической пятнашке и условно-далёкой пятёрке), и за многое, многое другое, от акта сдачи спального места до добровольного отказа от профилактических прививок по целому перечню непонятных болезней.

Отчаявшись самостоятельно разобраться в происходящем, я вновь попытался вытряхнуть из тюремщиков информацию о своих грядущих перспективах, и вновь толком ничего не понял.

— Тебя перевозят.

Почему перевозят? Куда перевозят? Почему не переводят, а везут? К кому? Новые съёмки? Тайная аудиенция? С какого хрена я сдаю вещи и столько расписываюсь? Да при этапировании из одной тюрьмы в другую всей бюрократии хватило на одинокий сопроводительный файл!

Плодить вероятности можно до бесконечности, и мне только и оставалось, что ощупывать языком новые зубы, привыкая к отсутствию щербатины в пасти. Их в тюремной больнице вставили, перед интервью, чтобы провалом во рту не сверкал.

Можно считать, хоть на чём-то заработал.

— Ускоряйся! — покрикивали разнокалиберные чинуши, словно я куда-то опаздывал.

Из администрации по внутреннему переходу спустились в огороженный тюремными корпусами и массивными воротами двор, где уже поджидал специализированный автомобиль с глухим, без окон, отделением для транспортировки заключённых.

— Полезай, — распорядился сухощавый человек в сбруе конвойного, предварительно сковав мои запястья наручниками.

***

Поездка вышла длительной. Я даже успел вздремнуть, устав фантазировать на тему пункта назначения.

По звукам, доносившимся снаружи, машина сначала двигалась по городу, после по трассе, затем долго стояла, ожидая разрешения на въезд, снова стояла, но уже со скандалом — чужие голоса долго спорили о правах и полномочиях, пока не вмешался кто-то важный, оборвавший все пререкания одним махом, и мы проехали ещё немножко.

— На выход! — потребовали от меня, не успела дверь автомобиля толком распахнуться.

В открывшийся проём хлынул дневной свет, за ним немедленно заскочил тёплый ветерок, принеся с собой аммиачное амбре, по консистенции сходное с вонью топлива космических челноков. Я зажмурился, привыкая к яркости. А когда открыл глаза, то ошалел от знакомой картины. Передо мной — длиннющее взлётное поле, укрытое бетонными плитами и огороженное сеточным забором с предупреждающими надписями. Сбоку виднелся матовый бок чего-то до боли знакомого, с утопленным в корпус приводом погрузочного шлюза.

Ах ты ж ёпт... Да это челнок! Я в космопорту! Но как!

— Выходите, юноша, — в проёме, загораживая зрелище, появилась женщина средних лет. Со вкусом одетая, полная, в широкополой аристократической шляпе, прикрывающей лицо от солнечных лучей вуалеткой. — Ну же, не стесняйтесь.

Рядом с незнакомкой маячил строгий господин с планшетом в руках, державшийся несколько позади.

По автомобильному кузову звучно стукнул кулак.

— Просыпайся! Или тебя палками выгонять?!

Упоминание палок взбодрило.

— Вы кто? — поинтересовался я, покидая автомобиль. — Что происходит?

Народу у тюремной ехалки собралось прилично. Женщина, господин, конвойные, двое в спецовках, выглядевшие как работники автосервиса. Разношёрстая компания.

— Руки, — без объяснений скомандовал конвойный, освобождая мои запястья от наручников.

— Подпишите, — строгий подсунул планшет, с большим количеством мелкого текста. — Вот здесь, внизу.

Не спеши...

— Что я должен подписать?

— Постановление суда о снятии с вас всех обвинений. Оправдательный приговор, — ответила за него женщина, по-матерински улыбаясь. — Вит! Ты летишь к своим. Всё закончилось.

У меня подкосились ноги. Как закончилось? Вот так, внезапно? Но почему? Какая сила способна изменить пятнадцать лет неволи на освобождение? А как же Ллойс с его сделкой? Напарил? Что-то знал и не сказал?

В башке творилось светопреставление. Я не верил в происходящее, выискивая, вынюхивая подвох в окружающих меня людях. Ударил себя по щеке — не проснулся. Ущипнул — все на месте, замерли, ждут. Те, что похожи на автомехаников — посмеиваются.

— Подписывайте! — сварливо бросил строгий господин.

Проигнорировав его недовольство, по диагонали просмотрел текст. Действительно, оправдательный приговор. С печатью, с номером, с цифровыми визами от судьи и судебной канцелярии.

— Это розыгрыш?

— Нет. Это реальность, — женщина едва сдерживала добродушный смех. — Ставь автограф. Я тебе всё объясню.

Сканер отпечатка мигнул, копируя рисунок папиллярных линий, поверх документа появилась надпись на весь экран: «Принято». Строгий забрал устройство, не особо всматриваясь в результат, колюче сообщил:

— Формальности закончены. Он полностью ваш.

Конвоиры, потеряв ко мне всякий интерес, захлопнули двери автомобиля, забрались в салон и укатили по огромному, плоскому полю к забору с домиком пропускного пункта. Строгий мужчина, напротив, размашисто пошёл к двухэтажному зданию космопорта с выстроившимися перед ним в ряд грузовыми платформами.

— Вит, — посчитав, что относительная конфиденциальность достигнута, женщина прикоснулась к моей руке. — Я представляю Федерацию и смогла вытащить тебя из розенийских лап. Ты отправишься за пределы планеты на этом челноке, — я невольно покосился на обтекаемый, с выгоревшими кольцами вокруг дюз, корпус транспортно-пассажирского аппарата класса «Шаттл». — В космосе тебя передадут на крейсер, к своим. Подробно доложишь обо всём, что произошло с тобой в этом мире. За прошлое не переживай, перед местными законами ты чист. Эти люди, — кивок на оставшихся мужчин, —