Книга Мир обретённый - Нил Шустерман

— Если бы кто-нибудь освободил тебя, — спросил он, — что бы ты стала делать?

Алли без малейшего промедления ответила:

— Я бы остановила Мэри сейчас, пока она не проснулась. Послала бы её к центру земли, и дело с концом. Даже она с её очарованием не смогла бы проложить себе дорогу обратно наверх. — Алли задумалась и через некоторое время продолжила: — А как только я уверилась бы, что Мэри больше нет, я нашла бы Майки, своего друга, и отправила бы его в свет. Он заслуживает того, чтобы завершить своё странствие. После этого нашла бы своё тело, скинджекила себя саму и стала бы жить, как раньше.

— Осторожно, — предупредил Джикс. — Вселиться в собственное тело — это совсем не то, что влезть в чужое. Как только ты скинджекишь себя саму, ты будешь навечно привязана к своему телу. С того самого момента, как ты окажешься в нём и до самой смерти ты не сможешь его покинуть.

— А с какой стати мне его покидать?

Джикс задумался над этим вопросом. Он пробудил в нём боль давних воспоминаний...

— Как-то у меня был друг, который скинджекил себя самого. А у его тела была мозговая травма и одна нога повреждена. Друг не мог разговаривать, ходил еле-еле, а счиститься с себя больше не мог. Он кончил тем, что стал попрошайкой на улицах Канкуна.

Алли подёргалась в своих путах. Потом отвела взгляд.

— Ну, может, со мной будет не так плохо... Но если ты меня не освободишь, мне вообще не представится возможности это узнать. Так ведь?

Джикс подобрал междумирный камень и бросил его в живой мир. Алли изложила свои намерения предельно ясно, но Джикс всё ещё сохранял нейтралитет в этой войне, и его задание было захватить Мэри, а не послать её к центру планеты. Наверно, Алли заслуживала того, чтобы отпустить её на свободу, но ему это создаст лишние проблемы.

— Если Мэри удастся уничтожить живой мир, — спросил он, — как по-твоему, что произойдёт после этого?

— А что, конец мира сам по себе недостаточно плох?

И тогда он спросил:

— С одним миром будет покончено, но ведь останется другой. Разве это так уж плохо?

— Ты и вправду так думаешь?!

— Может и нет, — ответил Джикс. — Может, мне просто интересно услышать твоё мнение.

Алли ещё раз попыталась высвободиться из пут, и опять из этого ничего не вышло. Они никогда не подавались.

— Так что, — снова спросила она, — ты меня отвяжешь?

— Мы это ещё обсудим, — как всегда уклончиво ответил Джикс и ушёл.

Джикс не принадлежал к тем, кто не спит. Обычно он ложился поспать, когда ему этого хотелось, а сегодня ночью ему этого как раз хотелось — возможно лишь затем, чтобы не думать о неприятных вещах. Однако как он ни старался привести свои мысли в порядок и уснуть, ничего не получалось. Джикс уверял себя, что путешествует на этом поезде только для того, чтобы собрать побольше информации перед возвращением в Город Душ и доложить королю обо всём, что довелось разузнать. Но он больше не был уверен в причинах своих поступков. Сначала он говорил себе, что когда они прибудут в Даллас, он покинет поезд, найдёт какую-нибудь большую кошку и отправится домой в её теле. Состав давно миновал Даллас, а Джикс так и не ушёл. Слишком многое в этом поезде было таинственного, привлекающего к себе его внимание: ведьма, спящая в кабусе, пункт назначения — о нём и сам король, конечно, не прочь узнать... Да, всё это было чрезвычайно важно. Но главной причиной, почему ему не хотелось уходить, была Оторва Джил.

После их последней встречи Джил подчёркнуто игнорировала Джикса, однако он частенько ловил на себе её взгляды искоса. Правда, стоило только ему в ответ уставиться ей в глаза, как она тут же зло хмурилась и шипела: «Чего пялишься?» Это всегда вызывало у Джикса улыбку.

Скинджекеры обитали в салон-вагоне; Джикс, тоже будучи скинджекером, пользовался этой привилегией, так что они с Джил постоянно мозолили глаза друг другу; и когда ей надоедало прикидываться, будто она его не замечает, она начинала задавать вопросы.

— И как давно ты этим занимаешься? Я имею в виду фурджекинг?

Истинный смысл этого вопроса был иным. Она хотела узнать, сколько ему осталось.

— Придёт время, когда моё спящее тело умрёт, и тогда я больше не смогу заниматься фурджекингом. Всё точно так же, как и для тебя.

— А, так ты знаешь об этом...

Джикс кивнул. Его превосходительство без обиняков объяснил ему всё насчёт его тела, лежащего в коме, так что Джикс знал: его способность к скинджекингу была временной.

— Когда я больше не смогу вселяться в чужие тела, когда стану обычным послесветом, я найду монетку и заплачу за путешествие к свету.

— Как? Сейчас у тебя нет монеты?

— Нет.

Сказать по правде, его превосходительство придумал своё, особенное, применение для междумирных монет, но Джикс не собирался рассказывать о нём Джил.

Он сменил тему:

— Почему у тебя такие волосы?

— Торнадо, — коротко ответила она и встряхнула своими лохмами с запутавшимися в них былинками и сучками. — Тебе не нравятся мои волосы, да? Они никому не нравятся. А мне плевать.

— Они взъерошенные, как у дикой кошки, — сказал он. — Я люблю всё дикое.

Она заёрзала, услышав это.

— А как насчёт тебя? — спросила она. — Как тебя занесло в Междумир?

— На меня напали, когда я спал.

Это была правда, но не вся. Он не рассказал ей, что на него напал ягуар, который как-то забрёл в их деревню. Джиксу нравилось думать, что во время своих странствий он, возможно, фурджекил ту самую кошку, что убила его, и, может быть, не один раз.

Когда состав-призрак прибыл в Остин, Джил спросила Джикса, не хотел бы он присоединиться к ним на «жатве».

— Ты бы забрался в циркового тигра, — предложила она, — и съел бы парочку малолетних негодников. А?

Джикс не мог понять, шутит она или говорит серьёзно, поэтому нашёл столь же двусмысленный и обескураживающий ответ:

— Кошкам не нравится человеческое мясо. Я употребляю людей только тогда, когда ничего лучше не подворачивается.

Он не присоединился к скинджекерам, потому что не был уверен, что боги одобрят «жатву». Вообще-то, майянские боги тоже отличались кровожадностью — в особенности боги-ягуары — но в старинных мифах, повествующих об их кровавых пиршествах, присутствовало некое благородство. В «жатве» же благородством и не пахло.

В Остине наконец нашлась мёртвая ветка, уходящая на запад, в Сан-Антонио. Если быть точным, то на юго-запад. Но вполне могло случиться, что в Сан-Антонио они найдут другую ветку, которая поведёт их на северо-запад.

Однако на следующий день перед рассветом, когда до Сан-Антонио оставалось рукой подать, внезапно заскрежетали тормоза, и поезд остановился.