Книга Перстень русского дракона - Виктория Лисовская

косой Мотя.

— Художник ничего не боится, видать!

— А чего ему бояться, он возомнил себя птицей высокого полета, только с богатыми барышнями якшается. То Луиза Генриховна, теперь вот Матильда! Живет в господском доме, работать не работает, только баб голых мулюет! Вот уж повезло так повезло Ваньке нашему!

Глафира только кивнула, какая-то важная мысль касательно расследования появилась у нее, но сразу о ней девушка забыла, так как по саду с громким лаем неслась несносная Клопадра, которая как раз и нарушила влюбленную идиллию двух голубков.

Увидев приближающую собачку, Матильда Львовна очнулась от грез, встряхнула головой и оторвалась от красавца, подхватив на руки болонку.

Теперь все поцелуи Метинской достались Клопочке, чему та была несказанно рада, чего нельзя было сказать о художнике Жане Мануа.

Он сидел с отрешенным видом, рассматривая свои ухоженные ногти.

Глаша вздохнула и продолжила домывать грязное окно гостевой спальни.

Тверская область. Наши дни

Следователь Куликов задумчиво смотрел в окно своего кабинета. Мысли кружили неспешным хороводом. Мог ли Змей съесть девочку Аню? Или малышка сама утонула? Если ее украли, то зачем? Мать ее Светлана никакой не бизнесмен, не олигарх, денег на выкуп у нее нет, да и требования о выкупе не поступало, хотя прошло более недели с ее исчезновения на озере Бросно.

— Иван Александрович, — трубка телефона ожила и тоном дежурного оповестила следователя: — К вам тут две девушки просятся на прием.

— Красивые хоть девушки? — Капитан оторвался от тревожных раздумий.

— Очень красивые, одна темненькая, другая светленькая, пропускать их?

— Как хоть зовут-то, поинтересуйся, Муслимов.

В трубке зашуршало, а потом дежурный отрапортовал:

— Татьяна Викторовна Леонидова и Светлана Сергеевна Сорокина. Паспорта проверил.

— Пропускай, сейчас я пропуск выпишу.

Через пару минут в кабинет ввалились возбужденно размахивающая руками парикмахер Татьяна и все с такими же красными и воспаленными глазами Светлана Сорокина.

— Добрый день, дамы. Что вы хотите мне сообщить? — судя по внешнему виду женщин, новости у них точно были. — Рассказывайте.

— Сегодня я была на работе в нашей «Чародейке», как обычно, подметала после клиентов волосы, — начала быстро рассказывать Таня.

— И?

— И вот что нашла на полу под столом. Я сначала подумала, это просто фантик, бумажка какая-то, а потом мой взгляд зацепился за надпись. — Татьяна осторожно достала из кармана смятую бумажку.

Это был отрывок из какой-то газеты, но на другой стороне корявым почерком было выцарапано: «МАМА ПАМАГИ».

— Что это? — рассматривая бумажку, спросил следователь.

— Я сразу подумала о пропавшей Анечке, позвонила Светлане, отнесла ей записку, и та сразу признала почерк своего ребенка.

— Это Анечка, это точно Анечка. Она так пишет. Я ее букву «А» с закругленным хвостиком сразу узнаю, — истерично закричала Светлана. — Она жива, она хочет, чтобы ее спасли.

— Что за бред?! Эта бумажка может быть каким-нибудь розыгрышем, детской шуткой. Необязательно, что писала ваша дочь. Ей пять лет, она умеет слова писать? — изумился Куликов.

— Умеет, я с ней занималась, потому с уверенностью могу сказать, это Аня писала. Поверьте матери, я чувствую. Значит, моя дочь жива. — Светлана горько заплакала.

— Татьяна Викторовна, можно вас на секундочку? — Взяв парикмахершу под локоток, Куликов вывел ее в коридор, где смог на нее сильно накричать.

— Таня, ты что творишь? Убитой горем женщине даешь надежду из-за клочка газетки? Ты в своем уме? Где сказано, что это Аня Сорокина писала? Что за фигня?

— Иван, не кричите на меня, — обиженно поджала губы Татьяна. — Я потому с этим куском газетки сначала к ней пошла, а не сразу к следователю. Это может быть призыв о помощи. Если это Аня…

— Да не может быть это Аня, она утонула… больше недели назад… А ты…

Последние слова услышала Светлана, которая как раз в этот самый момент вышла в коридор.

— Нет, Иван Александрович, вы не правы. Моя дочь жива, я могу доказать, что это она писала. Возьмите у нас дома для экспертизы ее тетрадки, которые мы с ней писали, и сравните почерк. Я как мать это прекрасно вижу, — твердо заявила она, глаза ее при этом победно сияли.

— Светлана Сергеевна, вы идете на поводу у ваших материнских чувств. Если экспертиза не подтвердит подлинность этой записки, вам будет еще сложнее опускаться с небес на землю.

— Надежда умирает последней, если это шанс найти мою дочь, то я согласна на все. Я настаиваю на экспертизе, — гневно заявила Светлана.

Куликов послал Тане уничтожающий взгляд.

Конец июля 1868 г. Тверская губерния

Ровно в полночь вся Опалиха была разбужена громким истошным женским криком, даже можно сказать, нечеловеческим визгом. Наскоро накинув на себя вязаную шаль, спотыкаясь на ступеньках, Глафира побежала в южное крыло, откуда слышались крики и рыдания.

У дверей комнаты четы Москвиных собрались практически все обитатели Опалихи, только гувернера Вильяма не было нигде видно, а рядом с дверью переминался с ноги на ногу Аристарх Свистунов в белом ночном колпаке, сонная и растрепанная Матрена, почему-то элегантно причесанная и даже нарумяненная Матильда Львовна, злой и встревоженный Лука Матвеевич и, как всегда, печальный и тихий Петруша.

— Что случилось? Кто кричал? — грубым хозяйским тоном спросил Спасский.

Вместо ответа отворилась дверь, и оттуда практически вывалился бледный как полотно Федор Москвин, он без слов указывал в глубь комнаты.

Все посетители ввалились в комнату.

На разобранной кровати сидела Мария Даниловна и громко рыдала, вытирая слезы белоснежным платком.

— Что тут происходит? — снова спросил Лука Матвеевич, на сей раз мягко и даже вежливо.

Мария Даниловна заплакала еще горше, а Федор Григорьевич, запинаясь и постоянно икая, попытался объяснить ситуацию:

— Мы уже легли спать, спокойно спали. Как тут послышался тихий шорох такой.

Я спал, ничего не слышал. Меня Маша… Мария Даниловна разбудила… а там…

— Я сейчас сплю плохо, мне все время неудобно, некомфортно, ребенок пинается… — перебила мужа Москвина. — А тут слышу сначала шорох у окна, я думала, показалось. Потом тихий, но явный скрип. Я не встала. А потом как будто кто-то тихонечко в окно стучит, я Федю разбудила.

— Да, меня жена разбудила, я тут тоже услышал стук. Зажег подсвечник, подошел к окну. А там…

— Да кто там, в конце-то концов? — не выдержал Лука Матвеевич.

— А там девушка у окна стоит, в ставни стучит, — шепотом ответил Москвин.

Спасский опешил:

— Какая девушка? Кому надобно к вам в окно лезть?

— А такая девушка, вся в белом! Только это… — Москвин понизил голос. — Это не живая девушка.

— Как это не живая? — запинаясь, спросил сыщик Свистунов.

— Девушка в белом саване