Книга Признания туриста. Допрос - Кристоф Рансмайр

кажется самым что ни на есть далеким и недостижимым. Насколько я знаю, многие спуски кончаются гибелью, так как восходители забывают, что обратный путь в привычное, знакомое порой стоит больших страданий и требует много большего напряжения сил, чем путь ввысь, в мечту.

Что? Вы все еще верите в великую миссию писателя — пророка, мятежника или хотя бы возражателя? Это делает вам честь, хотя и согласно довольно-таки заплесневелому кодексу. Кто поневоле только слушает, смотрит — пялится! — только таращит глаза на экраны трехсот-четырехсот спутниковых телеканалов, чтобы хоть обрывочно узнать о ситуации в мире, тот пусть не ссылается на необходимость в связниках и проповедниках. Рассказчик может восполнить нехватку воображения, но не способен просто так выкрикивать команды вроде Открыть глаза! или Сопротивляться!

Мое *нет’ чреватое наибольшими последствиями? К счастью, я никогда не бывал в ситуации, когда бы мне пришлось сказать “нет”, возымевшее решающее значение. Например, я в жизни не стоял перед альтернативой принять физический ущерб, боль, голод, тюрьму и даже еще более ужасное или сдаться, спасовать. Боюсь, под угрозой пытки или смерти я бы вряд ли держался героем. Мне вспоминается отец, скромный, зачастую испуганно-озабоченный человек, который так легко чувствовал себя виноватым и считал, что обязан благодарить весь мир, ведь это общество, облаченное в национальные костюмы, мантии и мундиры, не отвергло его, внебрачного ребенка, в строго католической деревне, открыло ему, ученику из интерната для бедняков, дорогу в гимназию и к среднему образованию, дорогу, кстати говоря, в несколько километров, крутую и зимой заснеженную, дорогу из сырого домишки шлюзового смотрителя наверх, до ближайшей железнодорожной станции в лесу, а оттуда до конечной станции на Траунзее.

 Я хорошо знаю эту дорогу: мы, мои родители и трое их детей, часто гуляли в воскресные дни по этой дороге, шли сверху вниз, что значит “шли”? Перепрыгивая со шпалы на шпалу, выскакивали из деревни в лес, а оттуда вниз к развалинам у реки, к родительскому, то бишь материнскому дому отца.

Однако именно этот человек, с детства обязанный членам общины и прихода — и вообще всем! — способный ученик, закончивший гимназию с отличием, поставил крест на весьма вероятной блестящей карьере, отказался от настоятельно рекомендованной покровителями офицерской специальности, позднее был призван на военную службу как простой резервист и переведен с гор к морю.

Оказавшись в плену, вместе со всей командой минного тральщика, действовавшего на Черном море, мой отец в итоге очутился на Крымском полуострове, неподалеку от Севастополя, научился читать в оригинале Гоголя, Горького и Достоевского и как переводчик стал настолько незаменим, что домой вернулся позже других, через много лет после войны. Я знаю, порой он уже подумывал остаться в Крыму навсегда, знаю и то, что сам с собой он неизменно говорил по-русски. Иногда я подслушивал эти разговоры, схоронившись в чулане за большой бельевой корзиной, и думал тогда, что этот непонятный, загадочный речитатив у взрослых вроде тайного языка и с годами достается каждому, как борода, седые волосы или лысина, — знак зрелости.

Мне вспоминается примечательная фраза, ответ на мой вопрос, почему он отказался от карьеры, отказался после всех гимназических успехов, после всех упорных стараний. И отец, человек уступчивый, неизменно стремившийся к согласию и добрым отношениям, но, несмотря ни на что, в конце концов погрузившийся в меланхолию, ответил: Я никем не хотел быть в этом государстве, никем не хотел стать среди этих людей.

Нет, мой отец, один из двух внебрачных детей толстухи, которая так и не вышла замуж, всю жизнь страдала от одиночества и рассталась со своими телесами, работая в кухонном цехе легочного санатория, отнюдь не был героем. Но, может статься, его решения оказалось достаточно, может статься, этого в самом деле достаточно и будет достаточно на все покуда оставшееся нам время, ведь это решение свидетельствует: в авторитарных, варварских обществах были люди, не желавшие безоговорочно кем-то стать, любой ценой занять какую-то должность, что-то из себя представлять. А тот, кто не хочет блистать средь варварства, содействует если и не спасению, то, по крайней мере, крохотному, легкому как пушинка улучшению, совершенствованию мира.{23}

Комментарии

1

Перевод Е. Лундберга. (Здесь и далее - прим перев.)

2

Шум в ушах (лат.).

3

Хельмут Квальтингер (р. 1928) — австрийский писатель, известный актер театра и кино.

4

Помни о смерти (лат.).

5

Медина — старая, центральная часть североафриканских городов.

6

Уд — восточный щипковый струнный инструмент, предшественник европейской лютни.

7

Клаус Пайман (р. 1937)— известный немецкий режиссер, работавший в театрах Франкфурта-на-Майне, Штутгарта, Бохума, Вены и др.

8

Тащить, тянуть, дергать (франц.).

9

Господь с вами (лат.).

10

Гхаты — в Индии и Непале спуски к воде священных рек и озер, часто ступенчатые, украшенные изображениями божеств, святых, мемориальными комплексами (чхаттри).

11

Зд.: заодно {франц.).

12

Приключенческий роман немецкого писателя Карла Мая (1842—1912).

13

Раз- всем бедам / Два — всему веселью в мире / Три — девчонке / Ну а мальчику — четыре / Пять — серебру / А злату — шесть / Семь же — рассказу / Покамест не звучавшему ни разу (англ.).

14

УШЕЛ ИЗ ЭТОЙ ЖИЗНИ (англ.).

15

Надгробная надпись, эпитафия (англ.).

16

холодным ВЗГЛЯДОМ ПОСМОТРИ / НА ЖИЗНЬ / НА СМЕРТЬ / и мимо. ВСАДНИК. ПРОЕЗЖАЙ (англ.). Эпитафия, которую еще при жизни написал для себя ирландский поэт У. Б. Йейтс.

17

“Наконец-то свободны" (англ.).

18

Центральный почтамт (англ.).

19

Лхоцзе — вершина (8545 м) в Больших Гималаях. на границе Непала и Китая.

20

Хёлленгебирге (Адские горы) — горная гряда в Зальцкаммергуте между озерами Траунзее и Атгерзее. название связано с их мрачным видом; Тотес-Гебирге (Мертвые горы)— высокогорное альпийское плато, чье название связано с отсутствием растительности па обширных его