Книга Каменный плот - Жозе Сарамаго

Путники добрались уже до середины моста, и вежливо пробормотанное Педро Орсе «красиво» не требовало и не предполагало иного ответа, кроме скромно-удовлетворенного хмыканья. Было ещё слишком рано, а верней — не слишком поздно — чтобы, отвезя испанца в отель и устроив его там, продолжать путешествие к тому городку в провинции Рибатежо, где живет Жозе Анайсо и где Жоакин Сасса, если захочет, сможет вновь провести ночь под смоковницей, но португальцы сочли, что неудобно бросать гостя, и единодушно решили задержаться в столице на день-два, показать ему все её достопримечательности дабы и он, воротясь в свою Орсе, имел все основания от своего лица повторить проникнутые давним и невинным тщеславием, снабженные бесхитростной рифмой слова: Кто в Лиссабоне не бывал, тот добра не видал.

Деньги у Жоакина Сассы и Жозе Анайсо имелись — пускаясь в заграничный вояж, они взяли с собой все, что было, да еще, как мы знаем, сумели и на гостиницу не потратиться, проведя одну ночь под звездным пологом, другую под кровом андалусийского аптекаря, а за проживание в отеле Албуфейры, благодаря всеобщей анархии, царившей в провинции Алгарве, счет им не выставили. В Лиссабоне же, где мы с вами оказались следом за ними, штурмы гостиниц и самочинное вселение в них имели место только в предместьях и пригородах, центральные отели спаслись от этой напасти, благодаря сочетанию двух факторов: во-первых, что ни говори, а столица есть столица, и там силы правопорядка пребывают в высокой степени концентрации, которая и обеспечивает крепость — настоя и устоев, а во-вторых, лиссабонец — человек по натуре робкий, он, хоть страдает, но воли себе не дает и не совершает ничего предосудительного, дабы не ощутить себя под осуждающим взглядом соседа, в свою очередь испытывающего те же терзания. Из-за недостатка постояльцев многие отели под предлогом разных благотоворительных акций закрылись, однако иные продолжают работать, неуклонно снижая расценки и доведя их до такой дешевизны, что многие многодетные отцы всерьез принялись подумывать — а не перебраться ли им из квартир, за которые они платят неимоверную аренду, в какой-нибудь пятизвездный «Меридиан» или в иное, но лежащее в тех же широтах, заведение. Наши путешественники в своих помыслах о перемене жребия земного в такую даль, в такую высь не заносились, а потому занесли свои вещички в скромную гостиницу, что в конце Розмариновой улицы, по левую руку будет, если сверху идти, название же её к сути нашего рассказа отношения не имеет, однажды и по другому поводу мы её упомянули и хватит.[21]

Скворцы — они скворцы и есть, недаром о беспечных и легкомысленных людях принято говорить, что они живут как птицы небесные: те и другие не склонны задумываться о своих поступках, не способны предвидеть или вообразить то, что последует в следующую минуту, причем любопытно, что подобная непредусмотрительность сочетается с широтой и великодушием, и даже с самопожертвованием, как случилось на нейтральной полосе, устланной трупиками расстрелянных, проливших за других свою драгоценную кровь — вы надеюсь, поняли, что речь все же идет о птицах, а не о людях. Однако, пожалуй, слишком мягко было бы назвать легкомыслием и беспечностью поведение скворцов, которые всей своей многотысячной стаей, позабыв всякую осторожность и здравый смысл, опустились на крышу отеля, привлекая внимание зевак и полиции, любителей птиц и ценителей дичи к себе, а, значит — и к нашим героям: они, хоть совесть их никакими грехами не отягощена, вызвали большой интерес властей предержащих и решивших нарушить их покой. Дело в том, что троим путешественникам было пока неведомо, что португальская пресса на страницах, отведенных для описания всяческих феноменов и аномальных явлений, откликнулась и на небывалый доселе случай, произошедший на границе, когда стая скворцов атаковала ничего не подозревавших стражников, причем журналисты весьма неоригинально поминали, как и следовало ожидать, пресловутый фильм Хичкока.

Печать, радио, телевидение, получив первые сообщения о том, что творится на Розмариновой улице, поспешили прислать туда фотографов, операторов и репортеров, из чего вовек бы не проистекло никаких последствий, если бы не методический и — отчего бы не назвать вещи своими именами? — научный подход одного журналиста, который решился спросить себя, какая связь существует между скворцами на крыше отеля и обитателями, временными или постоянными, его номеров. А трое этих постояльцев — Педро Орсе, Жоакин Сасса и Жозе Анайсо — знать не зная о том, какая опасность нависла в буквальном смысле над их головами, распаковали чемоданы, разложили свой скудный багаж и уже через минуту-другую вышли бы из отеля, чтобы, пока не настало время ужинать, прогуляться по лиссабонским улицам. Но за эту самую минуту настырный журналист успел свериться с книгой записи постояльцев, прочесть записанные в ней имена и фамилии, причем две из них привели в движение шестеренки его памяти. Он не был бы профессионалом, если бы оставил без внимания имя Жоакина Сассы, имя Педро Орсе — это же не Рикардо Рейс какой-нибудь, тем паче, что книга, где это имя значится, за давностью лет валяется где-нибудь на чердаке в пыли, и страница, вероятно, никогда не увидит дневного света, а и увидит — имени нельзя будет прочесть на ней, выцветут чернила, которыми оно написано, либо бумага, на которой его написали, ибо есть у времени такое свойство — стирать, гасить, губить. Если до сих пор считалось, что двух зайцев убить — это высшее охотничье достижение, то с этой минуты число преследуемых нами представителей семейства заячьих отряда грызунов, подвергающих испытанию наши ловкость и проворство, убойную нашу силу, увеличивается до трех особей, в связи с чем в тексты соответствующих пословиц и поговорок вносятся необходимые изменения — всюду, где написано «два», следует читать «три». Быть может, и это ещё не предел возможностей.

Жоакину Сассе и Педро Орсе, которых умолили спуститься вниз, к стойке портье, а потом усадили в одной из гостиных перед большим зеркалом, ничего не оставалось как дрогнуть под напором журналистов и признаться: да, это я швырнул камень в море, да, это я — живой сейсмограф. А как же скворцы, ведь не может же быть, чтобы такое множество скворцов собралось здесь случайно?! — вопросил тот самый, самый умный репортер, и тогда Жозе Анайсо, не покинув в такую минуту друзей и не кривя душой, сделал заявление для прессы: Скворцы летят за мной. Большая часть вопросов, адресованных Жоакину Сассе, ничем почти не отличалась от тех, что являлись ему в воображаемом разговоре с гражданским губернатором, а потому мы здесь и не приводим ни их, ни ответы на них, а Педро Орсе, которому не в полной мере удалось стать пророком в своем отечестве, обстоятельно изложил недавние события своей жизни, признавшись, что чувствует, да-да, и в данную минуту тоже, колебания почвы, ощущает нечто подобное сильной и глубокой дрожи, поднимающейся по костям, что в Гранаде, в Севилье, в Мадриде подверглись разнообразным тестам его сенсорные, моторные, интеллектуальные способности, и что такие же, а равно и любые другие исследования, готов он пройти в Лиссабоне, если португальские ученые сочтут это необходимым. Пока шла пресс-конференция, за окном смерклось, скворцы, во всем виноватые, рассеялись, расселись по деревьям окрестных парков, журналисты, исчерпав все вопросы и утолив любопытство, ушли, унося аппаратуру съемочную и осветительную, но отель все никак не мог угомониться — горничные и коридорные под любым предлогом просачивались в вестибюль, заглядывали в двери, чтобы увидеть лица феноменов.