Книга Дочь маркиза - Александр Дюма

Мне указывают на пустые скамьи.

— Они сидели здесь, — поясняют мне.

— Почему «сидели»?..

— Арестованы! В тюрьме! Сбежали!

Я снова спускаюсь с трибуны в надежде расспросить кого-нибудь из депутатов, чья наружность покажется мне внушающей доверие.

В коридоре мне навстречу идет какой-то депутат; в то мгновение, когда я поравнялась с ним, кто-то окликнул его:

— Камилл! Он обернулся.

— Гражданин, — сказала я. — Вас только что назвали Камилл.

— Да, гражданка, это имя я получил при крещении.

— Вы случайно не гражданин Камилл Демулен?

— Буду очень рад, если смогу быть вам полезен.

— Вы знакомы с депутатом Жаком Мере? — быстро спросила я.

— Хотя мы и в разных партиях, это не мешает нам быть друзьями.

— Вы можете мне сказать, где он сейчас?

— А вы не знаете, арестован он или сбежал?

— Десять минут назад я не знала даже, что он объявлен вне закона. Я приехала из Вены и сразу отправилась его искать. Я его невеста. Я его люблю!

— Бедное дитя! Вы уже были у него дома?

— Мы уже восемь месяцев не виделись и ничего не знаем друг о друге, я даже не знаю его адреса.

— Адрес мне известен. Позвольте предложить вам руку, мы пойдем к нему в гостиницу; быть может, хозяин нам что-нибудь скажет: он, по крайней мере, знает, не был ли Жак Мере арестован прямо дома.

— Ах, вы спасаете мне жизнь. Идемте же!

Я оперлась на руку Камилла, мы перешли площадь Карусель, вошли в гостиницу «Нант».

Мы спросили хозяина. Камилл Демулен назвался; нас проводили в маленький кабинет, и хозяин плотно притворил дверь.

— Гражданин, — сказал ему Камилл, — у тебя здесь жил один депутат, он мой друг и жених вот этой гражданки.

— Гражданин Жак Мере, — уточнила я.

— Да, он жил на антресолях, но второго июня исчез.

— Послушай, — сказал Демулен, — мы не из полиции, не из Коммуны, и мы не сторонники гражданина Марата, так что можешь нам доверять.

— Я бы и рад вам помочь, — ответил хозяин гостиницы, — но я на самом деле не знаю, что стало с гражданином Мере. Вечером второго июня явился жандарм, чтобы его арестовать; не застав его дома, жандарм остался в его комнате и ждал его позавчера и вчера; но поняв, что это бесполезно, он ушел.

— Когда вы видели Жака Мере в последний раз?

— Утром второго июня. Он, как обычно, вышел из дому и отправился в Конвент.

— Я видел его в этот же день, до четырех часов он сидел на своем обычном месте, — сказал Камилл.

— И больше он не появлялся? — спросила я.

— Больше я его не видел.

— Получается, что он съехал, не заплатив за гостиницу, возможно ли это? — удивилась я.

— Гражданин Жак Мере каждое утро платил за предыдущий день, очевидно, он знал, что может наступить момент, когда ему придется бежать не теряя ни минуты.

— Раз человек принимает такие меры предосторожности, — заметил Камилл, — значит, он опасается, что его могут арестовать. Вероятно, он направился в Кан, как и его единомышленники.

— Кто из жирондистов был его близким другом?

— Верньо, — сказал хозяин гостиницы, — я видел, что он чаще других приходил к нему.

— Верньо, скорее всего, арестован, — сказал Камилл. — Он слишком ленив, чтобы бежать.

— Как узнать наверное, арестован он или нет?

— Это очень просто, — сказал Камилл.

— Как?

— Жюли Кандей должна знать.

— Кто такая Жюли Кандей?

— Это прелестная актриса Французского театра, она вместе с Верньо сочинила «Прекрасную фермершу».

— Но мадемуазель Жюли Кандей может испугаться за свою репутацию.

— Бедняжка, она готова за него в огонь и в воду.

— Тогда она будет бояться за Верньо.

— Я просто спрошу ее, арестован он или нет. Пусть ответит мне только «да» или «нет», ведь это не может повредить Верньо.

— Так едемте же к мадемуазель Кандей.

Хозяин гостиницы подозвал фиакр, мы сели в него, и Камилл назвал адрес актрисы. Через пять минут мы остановились у дома номер 12 по улице Бурбон Вильнёв.

— Вы хотите подняться со мной или подождете в карете? Предупреждаю вас, что, как бы я ни торопился, ожидание покажется вам долгим.

— Я поднимусь с вами. А я не помешаю?

— Можете подождать меня в прихожей, — сказал Камилл, — а если увидите, что я долго не возвращаюсь, отбросьте приличия и войдите.

Мы быстро поднялись по красивой лестнице. Камилл позвонил. Дверь открыла горничная.

Не успел Камилл рта раскрыть, как она сказала:

— Мадемуазель никого не принимает. Она предупредила директора Французского театра, что не будет играть. Мадемуазель не может вас принять.

— Милая Мартон, — сказал Камилл, нимало не обескураженный таким приемом, — скажите мадемуазель Кандей всего два слова: «гражданин Камилл».

Горничная вышла, и почти тотчас послышались слова:

— О, если это Камилл, то проси, немедленно проси! Камилл сделал мне знак рукой и прошел в комнату мадемуазель Кандей. Через пять минут позвали и меня.

Мадемуазель Кандей лежала в постели с красными от слез глазами; но поскольку кокетство никогда не оставляет женщину, она была в прелестном пеньюаре.

Мне никогда не доводилось видеть, чтобы кто-либо с таким вкусом и удобством проливал слезы.

— Мадемуазель, — сказала мне красавица-актриса, — я узнала, что у нас с вами общие тревоги, что мы подруги по несчастью; но, несмотря на это, быть может, я могу что-нибудь для вас сделать? Это облегчило бы мои страдания.

Она сделала мне знак подойти поближе. Я подошла и села на край ее постели. Она взяла меня за руки.

— Теперь говорите, — сказала она.

— Увы, я прошу вас только об одном, — сказала я. — Человек, которого я люблю, по слухам, дружен с человеком, которого любите вы. Арестованы ли они? Бежали ли они? Если вы что-то знаете об одном из них, может быть, вы что-нибудь знаете и о другом? Человека, которого я люблю, зовут Жак Мере.

— Я знаю его, сударыня. Верньо представил мне его как одного из самых достойных людей среди своих единомышленников. Четыре дня назад, первого июня, он присутствовал на последнем заседании, где жирондисты решили поехать в провинцию и поднять департаменты на борьбу.