Книга Черные дни в Авиньоне - Светлана Цыпкина

ваш облик настолько… земной?

— Но не представать же мне в ипостаси огненного колеса, тут кругом бумага, книги…

— Нет-нет, я не о том. Все известные свидетельства явления ангелов описывают их как прекрасных, воздушных существ, кои не относятся ни к мужескому, ни к женскому полу. Вы же, не в обиду будь сказано, выглядите как обыкновенный мужчина на пороге зрелости, упитанный и в меру миловидный. В вас, еще раз прошу простить, не замечается ничего горнего. Признаюсь, если бы не крылья, я бы решил, что вы просто неудачно пошутили.

Азирафель развел руками:

— Вот такое тело выдали… выбирать не приходилось. Я к нему привык.

Вильгельм обошел его кругом, старательно отклоняясь от белоснежных перьев.

— Ангел, который любит вкусно поесть, знает толк в вине и обожает книги. Ангел, избравший удел простого библиотекаря… Можно было бы предположить, что вы падший, но в вашем поведении нет ни гордыни, ни зависти, ни отчаяния.

Азирафель подумал, что у Кроули эти качества тоже не слишком заметны. Если, конечно, не считать проявлением гордыни его неизменное желание красоваться и выдумывать диковинные наряды.

— Какая же цель у вас среди смертных, господин Азирафель?

— О, пожалуйста, без «господина»! А цель… ну, склонять к добру, внушать монархам кротость и милосердие…

— И вы пытались таким образом спасти душу Людвига Баварского? — в вопросе сквозила едва скрываемая насмешка.

— Мне почти удалось… если бы он еще не уезжал так часто из Мюнхена… — Азирафель поймал себя на мысли, что перед этим смертным ему почему-то сильнее стыдно за свою лень, чем перед Гавриилом.

Вообще этот старик все сильнее изумлял его. Вильгельм не просто ничуть не боялся небесного посланника: он даже не благоговел. И не заискивал, хотя именно это проявлялось в поведении смертных чаще всего. При всем том ангел готов был поклясться, что старый францисканец отнюдь не считает себя святым и прекрасно понимает, с кем имеет дело. Очевидно, ему хватало мужества быть готовым самостоятельно отвечать за свои грехи и никого не просить об избавлении. Бессмертный смотрел на смертного и в тот момент больше всего желал поделиться с ним своей вечностью.

— В Авиньоне, вероятно, вы займетесь папой, поскольку других самодержцев тут не водится?

— Уже занимаюсь, — признался Азирафель.

— Внушите ему мысль о скромности и воздержании, пока он не разорил весь Прованс.

Вильгельм еще раз обошел вокруг небожителя, всматриваясь в каждую черту лица и складку одежды. Особенно его заинтересовали крылья. Из складки рясы на груди он извлек рогульку с двумя стеклышками, водрузил на крючковатый нос и принялся разглядывать перья.

— Не сочтите за дерзость, но могу ли я попросить…

— Трогайте пожалуйста, ничего с ними не станется, — рассмеялся Азирафель, угадав его просьбу. — Я бы предложил вам несколько перьев для письма, но они не годятся, слишком мягкие.

Вильгельм, затаив дыхание, кончиками пальцев провел по сияющему белоснежному пуху и озорно улыбнулся:

— Я никогда не встречался с ангелами лицом к лицу, но готов поклясться спасением души: вы самый странный из них. И какое счастье, что вы именно таков!

А потом вздохнул:

— Но все-таки жаль, что вы не алхимик.

Глава 8. Искушение Климента VI

Великий понтифик считал здравомыслие добродетелью не менее почтенной, чем набожность. Господь помогает деятельным: такой неписанный девиз выбрал для себя Климент, когда стало ясно: в Авиньон пришла «черная смерть».

Собрав всех городских врачей, он задал им единственный вопрос: «Что делать?»

«Бежать из города. Быстро, далеко, в безлюдную местность», — последовал единодушный ответ.

«Всем бежать?» — уточнил понтифик.

Всем, кто способен, ответили ему. Остальным же — уповать на милость Господа.

Отпустив медиков, Климент остался в зале приемов один. Он сидел в задумчивости за длинным пустым столом, как вдруг услышал голоса.

— Долг пастыря предписывает вам остаться, ваше святейшество, — тихо и сочувственно заметил кто-то у правого уха.

— Отвергать доводы знающих людей — несусветная глупость, — возразили у левого уха. Этот голос звучал резче, но оба они казались знакомыми. — Чума не разбирает, кто перед ней: великий понтифик или нищий.

Климент вскочил в ужасе, перекрестился, заозирался. Что это — бесы вселились в него? Или ангелы Господни снизошли к нему, грешному?

— Богачи уедут в загородные владения, а кто позаботится о бедноте? — продолжал внушать первый голос.

— О, да, бедняку в лачуге будет легче умирать при мысли, что в своем дворце сейчас кончается папа, — съязвил второй. — А уж как сам папа-то возрадуется!

Понтифик удивленно приподнял брови: кажется, невидимки обращались уже не к нему.

— Если он уедет, город охватит хаос!

— Хаос охватит его в любом случае, и ты это прекрасно знаешь!

— Между прочим, — в мягком голосе первого неожиданно прорезались ехидные интонации, — твое искушение бегством легко может быть истолковано как призыв к смирению, то есть к добродетели.

— Пф-ф! — насмешливо откликнулся второй, — а твои уговоры остаться не что иное, как соблазнение гордыней.

Такого викарий Христа и верховный первосвященник Вселенской церкви уже не смог выдержать.

— Замолчите, кем бы вы ни были! — закричал он, зажимая уши руками. — Изыдите! Пропадите!

— Он что, продолжает слышать нас? — насторожился второй.

— Вот черт… — ругнулся первый и все стихло.

С минуту папа стоял, втянув голову в плечи и боясь пошевелиться. Потом опустил руки, выпрямился и попытался разобраться, что с ним только что произошло.

Божественное ли откровение явилось ему или дьявольское наваждение — к счастью, свидетелей у него не было. Об авиньонском властителе и без того гуляет достаточно сплетен, еще слухов об одержимости не хватало! Кроме того, тут, возможно, и нет ничего сверхъестественного, всему виной переутомление или, допустим, несварение желудка. Климент одернул сутану, поправил пелерину, несколько раз глубоко вздохнул, собрался вернуться в кресло, чтобы продолжить размышлять о словах докторов — и замер в полуобороте: он понял, почему спорившие голоса показались ему знакомыми.

Тотчас же был призван слуга, получивший приказание разыскать во дворце двух человек.

Спустя непродолжительное время перед лицом великого понтифика предстали новый хранитель папской библиотеки и разнаряженный в шелк и бархат, всегда готовый ссудить деньгами, развлечь беседой, помочь советом господин… господин…

— Кроули, — поморщившись, подсказал демон. Ему надоело играть в анонимность, и не составило труда догадаться о направлении мыслей человека.

— Очень хорошо, что вы явились, господа, — Климент разглядывал обоих с настороженным интересом. — Только что здесь побывал цвет авиньонской медицины, который предоставил мне исчерпывающие рекомендации относительно действий во время захватившей город болезни. Но любопытно послушать людей, пусть и далеких от медицины, но, несомненно, высокой учености и разумности. Итак, что вы посоветуете, господин Вайскопф, для спасения от чумы?

— Немедленно