Книга Валькирии Восточной границы - Виталий Абанов

ему ж на вид лет семьдесят а он прыгает как молодой! За его спиной раздаются гортанные команды, гусары спешиваются и тут же понимаются за дело — уводят куда-то лошадей, принимают внешние посты от валькирий, проверяют оружие и амуницию. И все — слажено, четко, без суеты.

— Мария Сергеевна! — рокочет тем временем седой генерал: — Рад что вы живы и здоровы! Прорыв! Это чудо, что вы спаслись!

— Константин Георгиевич! — прикладывает руку к козырьку невесть откуда взявшейся на ней фуражке полковник Мещерская: — Полагаю, что я рада видеть вас еще в большей степени. С вами нету следователей СИБ?

— Нет. Черные с гусарами смешиваются как вода с маслом… — усмехается старый гусар: — им же места потемнее подавай. А с моими молодцами всякое может с ними произойти. Увязались какие-то с нами… а потом то колесо у них лопнет, то еще что… но хватит о грустном. Рассказывайте, Мария Сергеевна, как у вас так удалось гарнизон свой нетронутым вывести? Я пока ехал, посмотрел, поистине чудо! Сколько у вас времени от Прорыва было?

— Три часа… три-четыре. У Владимира Григорьевича Родовой Дар открылся, очень нам помог, задержал он тварей на часок. — говорит она и генерал тут же поворачивается ко мне о окидывает оценивающим взглядом.

— Гвардии лейтенант? Какого роду?

— Гвардии лейтенант Уваров, ваше сиятельство! — вытягиваюсь в струнку я.

— Родовой Дар? Не помню я Уваровых… — бормочет себе под нос генерал: — не помню. Комиссию уже прошли? Ах да, времени у вас не было наверное…

— Не было. — кивает Мария Сергеевна: — Разрешите вас на два слова, Константин Георгиевич? Видите ли, Уваров при получении Дара — памяти лишился… и кто такие СИБ — тоже не помнил…

— Амнезия? Бывает. Если Родовой Дар велик для наследника — бывает, — кивает генерал: — и… — он проходит вслед за Марией Сергеевной в палатку и замирает, глядя на кровавые кляксы на полу и тела с раздробленными головами.

— И… он посчитал что какие-то люди захватили его командира в плен. — продолжила Мария Сергеевна.

— Ох ты ж боже… — говорит генерал и садится на стул: — смотри-ка напасть какая… Петька! Подь сюда!

— Ваше сиятельство? — в палатку вбегает адъютант — высокий красавчик гусар. Если до этого я искренне считал Леоне образцом гусарства, то при взгляде на адъютанта генерала Троицкого можно было об этом забыть. Высокий франт в ладно сидящем на нем доломане, с ментиком через плечо — бровью не повел, увидев трупы и кровь.

— Протокол составить нужно. — говорит ему генерал Троицкий: — Так и так, найдены два тела в стадии окоченения и…

— Ваш сиятельство, они еще мягкие. Я могу целителя привести… — говорит адъютант, присев и коснувшись рукой ближнего: — совсем недавно упокоились…

— В стадии окоченения… — продолжает генерал, немного надавив голосом и уперев взгляд в своего адъютанта. Тот молча кивает и откуда-то достает лист бумаги.

— Есть в стадии окоченения. Уже составляю протокол. — деловито говорит он: — Два тела, одно головой… тем, что осталось, направлено на северо-восток, черный сюртук, поза… гм… скрюченная… второе тело — головой на… хм… запад… нижняя челюсть отсутствует… ах, вот она где…

— Вы же понимаете, Мария Сергеевна, что я вынужден вас арестовать, — говорит генерал, перекрывая бормотание адъютанта, составляющего протокол: — и так как дело — государственной важности, то я не имею права выдавать вас никому. Вплоть до прибытия специальной Императорской Комиссии. Вы останетесь на поруках у Третьего Лейб-Гвардии Гусарского Полка… и никто, даже следователи СИБ не смогут истребовать вас для беседы.

— Большего я и не смела просить — вздыхает полковник Мещерская.

— Просить? — усмехается генерал Троицкий: — Это мой долг, любезнейшая. А теперь пожалуйста укажите моим людям в какой именно палатке вам будет удобно отбывать свой арест…

Глава 12

— Дык разве ж барышня не понимает? — укоризненно покачал головой Пахом, глядя на валькирию, которая склонилась над обитой кожей амбарной книгой учета и каллиграфическим почерком вносила туда какие-то цифры: — У Владимира Григорьевича и палатки то своей нету! Он вместе с какими-то купцами из Шелестовки спал! И даже хунхуз один попался! Почитай человек двадцать в палатке, такие дела до добра не доведут. А ежели ночью этот нехристь дурное задумает?

— Пахом! — валькирия отрывается от амбарной книги и некоторое время смотрит на него, пытаясь сфокусировать свой взгляд: — Ну чего ты ноешь? Лагерь только выстроили, будет твоему барину палатка отдельная, только не сейчас. Сейчас у нас всего не хватает — и палаток и даже шалашей. Сейчас армейские прибудут и снабжение наладится. У нас припасов на два дня с собой, у нас периметр не налажен, а ты туда же.

— Так прямо сейчас я палатку пустую видел — настаивает на своем Пахом: — стоит и никого там. Двухместная. По Широте — двенадцатая, с краю. Давайте туда Владимира Григорьевича и вселим, а? Чего он будет со всеми валандаться?

— Широты двенадцать? Это ж не палатка… в смысле палатка конечно, но согласно плану… вот! — валькирия достает откуда-то сложенный лист бумаги, раскладывает его поверх открытой амбарной книги и тычет пальцем: — Склад магических артефактов, запечатанный и охраняемый.

— Барышня! — с чувством говорит Пахом: — Вы же знаете, что нету в городке магических артфактов и не было никогда. Привозили перст Святого Иоанна Богоборца — тот, что магическим огнем выжигает заразу — прошлым летом, жгли клопов да мышей в амбарах, но и тот увезли, когда неурожай вышел, да его обратно на Волгу отправили. Все же знают, что у вас в складе артефактов — один пустой сундук стоит, а там токма пыль, да мышь повесилась.

— Мыши не вешаются. — закатывает глаза валькирия: — Что ты мне нервы делаешь, Пахом? Никто твоего барина не обидит, знаем мы что он для нас сделал, и первая же палатка… ну или там если домик успеют поставить — его будет.

— У вас в хозяйстве — повесятся, — уверенно говорит Пахом: — от тоски. Потому как герой Восточного Фронтира вынужден портянки какого-то хунхуза нюхать в общей палатке! Как такое возможно⁈ А вдруг у него Родовой Дар от этого запаха пройдет? Вон, года два назад привезли хунхузы христианского ребенка, который в темноте с ними рос, так тот и спать не мог, пока рядом портянки не повесят вонючие, потому что нехристи — они пахнут по-особому. Был один ученый аптекарь из Нерчинска, так тот так и сказал, что дескать не просто так нехристи так пахнут, они, бусурмане, таким вот образом русский дух выветривают. Магия пропадает, вера в государя-императора сразу шататься начинает и за тобой сибиля приходят. Так вот они одним запахом своим разлад да террор в государстве расейском творят. А что? Пахнуть всякий может, дело нехитрое да неподсудное, чего ты ему предъявишь? Ничего. Вот они и пахнут.

— Давай мы оттуда хунхуза отселим — предлагает валькирия: — если жалобы на запах. Как раз мужики за лагерем на кромке леса — большой шалаш поставили, есть куда.

— Дык не получится, — разводит руками Пахом: — он же магический. Благородный. Как его да к мужикам… негоже.

— Точно. — прикусывает ноготь большого пальца валькирия: — Ай, да черт с тобой, вселяем господина лейтенанта в палатку номер двенадцать по Широте. Только ты уж подожди пока сейф с артефактами вынесут… мы его в своем расположении поставим.

— Так а чего его выносить? — резонно замечает Пахом: — Он широкий и крышка плоская, как раз вместо стола и будет… а за ним сидучи, можно и чайку попить и баранок покушать. И под охраной ваш сундук сразу будет, потому как кто осмелится артефакты оттуда стащить, когда Герой Фронтира за ним чай пьет? Маг Высшего Ранга!

— Ты что несешь⁈ — хлопает ладонью по столу валькирия: — это же сейф с артефактами! И вообще, откуда ты знаешь, что он пустой? Эти сведения засекречены!

— Да все об этом знают, — пожимает плечами Пахом: — чего уж тут…

— Так. — валькирия закрывает глаза и два раза вдыхает-выдыхает. Открывает глаза и совсем другим голосом говорит: — Пахом. Пшел отсюда вон, пока я тебя за шкирку не выкинула! У меня дел не переделать, я вынуждена была отдыхающую смену на охоту послать, потому что мяса нет, одни крупы из припасов… у меня среди гражданских два ребенка на грудном вскармливании, у меня какой-то урод из плотников вздумал к вдове приставать,