Книга Сколько стоит рекорд - Борис Маркович Раевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так… Ну, после школы — домой. Обед. Посмотрел еще раз сицилианскую. Семен ведь всегда играет черными сицилианку.
Так… Потом пешком на турнир.
«Черт! Вроде бы все… А почему же — кошки скребут?»
Он встал, походил по комнате.
Стал ход за ходом мысленно разыгрывать сегодняшнюю партию. Да, сицилианка. Шевенингенский вариант. До тридцать второго хода — все гладко, без особых эмоций.
А вот тридцать третий!.. Он покачал головой.
«Как это Семен так бездарно вляпался?.. В примитивную ловушку?»
Да, а вообще-то была бы ничья. И тогда с Ильей Немировским делил бы первое-второе места. А так — чистое первое.
Он вспомнил, как после тура к нему подошел Немировский. Наверно, не так-то сладко было этому битюгу. А все же собрался с духом, подошел. И поздравил.
Вспомнил кривоватую усмешку Ильи. Его слова: «А я, между прочим, так и знал… Был уверен…» Стоп!
Так вон оно!..
«Был уверен…»
И эта ухмылка…
Намек?!
Да, конечно! Как он сразу не понял?
«А я, между прочим… был уверен: ты сегодня выиграешь».
Бориса аж зазнобило. Значит?.. Но это же свинство!.. Мерзость! Подлость! Этот тяжеловес, значит, думает, что Семен нарочно… Да, нарочно! Умышленно проиграл. Чтобы вывести его на первое место. Именно: помочь своему однокласснику.
Он рывком выключил магнитофон. Бросился на диван.
Несколько минут он не мог сосредоточиться. От обиды и злой несправедливости что-то словно взрывалось, лопалось в голове.
«Ну, брось, — наконец строго прикрикнул он на себя. — Кончай истерику. Разберемся. По пунктикам».
Итак… Какие у Ильи основания?..
Пунктик первый. Партия шла ровно. А потом Семен зевнул ловушку. Случайность? Или?..
Он прикрыл глаза. Задумался.
И сразу память услужливо, как официант в заграничных фильмах, преподнесла… Вот Семен за доской… Ерзает, то и дело встает, подходит к соседнему столику. Там, где играет Илья Немировский.
Тогда, во время партии, Борису казалось: ну и что? Обычное любопытство.
Но теперь… Теперь…
Зачем же Семен так часто сновал к соседнему столику. Неужели для ориентировки?..
«Если Немировский проигрывает, тогда — он понимал — мне достаточно ничьей. И первое место — у 64-й школы! Если же у Немировского ничья…»
Борис заворочался. Пружины в диване тяжко охнули.
«Да, если у Немировского ничья, мне нужна победа…»
Ах, черт! То-то «скорострел» Семен нынче так медленно вел партию. Думал над каждым ходом. Даже самым очевидным. Значит, нарочно? Тянул время? Выжидал?..
А ловушка… Когда я поставил ловушку? Да, как раз в тот момент, когда этот Немировский вничью кончил свою партию…
Неужели же?.. Семен потому и решил… проиграть?
И опять — натужно скрипят пружины.
И опять — память, как услужливый официант…
Вот кончилась их партия. Семен жмет ему руку. И белый олень у него на груди тоже кивает Борису ветвистыми рогами. Мол, поздравляю. Мол, чемпион.
Борис глядит прямо в глаза Семену. И видит: горечи нет в его глазах. Ни горечи, ни боли, ни злости. Таких обычных после проигрыша.
— Восьмой или девятый… A-а! Ерунда! — махнул рукой Семен, когда Борис сказал что-то утешающее.
И олень тоже качнул рогами: мол, ерунда.
И в самом деле! Что для Семена этот проигрыш?! Займет он восьмое место или девятое — невелика разница!
А главное, может, он хотел подкатиться к ребятам? К одноклассникам?..
От этой мысли Борису стало совсем нехорошо.
А что?! Очень даже возможно! Хитер Семен Крюкин! Знает, что в классе его недолюбливают. Вот и придумал… Смотрите, какой я патриот! Для своих товарищей, для своей школы ничего не пожалею. Даже проиграть готов…
Неужели так?..
…Ночью Борису не спалось. Он ворочался в постели, ерзал, что-то бормотал.
Утром, выпив лишь стакан чаю, — мать даже встревожилась: не болен ли? — заспешил в школу.
Ребята в раздевалке встречали его шумно, тискали руку, похлопывали по плечам, даже попытались качать. Оказывается, все уже знали, что он стал чемпионом: утром передали краткое сообщение по радио.
Его поздравляли, а он хмурился, говорил какие-то слова, а сам все шарил глазами: где Семен? Еще не пришел?
Появился Семен перед самым звонком, запыхавшийся, суетливый. Он всегда опаздывал.
Был он в серой вельветовой куртке, длинной, на тоненькой «молнии», тоже длинной — от шеи почти до колен.
Едва Семен плюхнулся за парту, вошел физик. Ну, у Адольфа на уроке не побеседуешь.
Борис почти не слышал, что объяснял физик. Вернее, слышал, но все шло как-то мимо.
Семену он послал записку:
«Есть разговор».
Тот обернулся, кивнул.
И вот — перемена.
Семен, стоя в проходе между партами, ждал Бориса.
— Ну?
— Выйдем, — сказал Борис.
Они вышли в зал. Тут на щите уже висел плакат:
«Новому чемпиону, Борису (почти Спасскому!) от всей 64-й, гип-гип ур-р-ра!»
И красной тушью, крупными мазками, нарисован Борис. И на голове — корона.
«Шурки Михалева творение», — подумал Борис, проходя мимо.
Шурка всегда безотказно малевал все срочное. Несколько движений кисти — и портрет готов. Иногда получалось даже похоже.
Борис увел Семена вниз. Там, в самом конце лестницы, был темный, уютный тупичок.
— Давай так — правду, только правду, и ничего, кроме правды. Идет? — сказал Борис.
Семен пожал плечами. Он стоял, дергая вверх-вниз пластмассовый язычок «молнии». С мягким шуршанием она открывалась и закрывалась.
— Ты вчера нарочно? Проиграл партию? — в упор спросил Борис.
Семен усмехнулся, посмотрел ему в глаза.
— А тебе зачем? Проиграл, и все. — Он неторопливо раздернул «молнию», и лихо, с треском задернул. — А ежели бы и нарочно — тогда что?
— Нет, ты не финти, — Борис нахмурился. — Договорились же: правду, и только правду…
— Ну, что ж, — Семен оглянулся. — Мы тут одни. Без свидетелей. Правду? Пожалуйста. — Он снова оглянулся. — Да, я нарочно… Но учти — на благо школы… Скумекал?
Борис схватил его за плечи.
— На благо школы?! А меж глаз — хочешь?
Еще секунда — и он ударил бы Семена.
Но тот рванулся, отскочил.
— Поберегите нервы, сеньор! — Семен побледнел, но старался говорить насмешливо. — Быстро у тебя чемпионские замашки прорезались. Чуть что — и меж глаз! — Он одернул смятую куртку. — И вообще — чем ты недоволен? Радоваться должен, чемпион.
Он с треском защелкнул «молнию» и ушел.
А Борис еще долго стоял в тесном, темном тупичке. Стоял молча, неподвижно. Где-то справа, наверху, зазвенел, залился звонок, а он все стоял, привалившись плечом к стене, Борис Никитин, новый чемпион.
И радости не было у него в душе. Наоборот: было пусто, и гадко. Будто сделал он что-то мерзкое, подлое.
