Книга Гробница Александра - Шон Хемингуэй

него на шее, — это был амулет Нереиды. На самом деле именно он в первую очередь привлек ее в гробницу: она тоже мечтала обрести бессмертие. Как раз в тот момент, когда все ее внимание было поглощено амулетом, сообщники ударили ее по голове и сбежали. Амулет обладал магической силой и, по слухам, хранил того, кто его носил, он даже мог остановить процесс старения и даровать своему обладателю бессмертие. Амулет был вырезан в форме головы большого овна — египетской ипостаси бога Зевса Амона, легендарного отца Александра, — оправлен в золото и висел на изящной золотой цепочке. Виктория склонилась ниже, сняла амулет с шеи царя и зажала в руке, надеясь, что он спасет ее от ужасной участи.

Она чувствовала себя преданной и была безутешна: ей предстояло умереть от голода и жажды или задохнуться без воздуха, который постепенно убывал, о чем свидетельствовало все более тусклое мерцание факела. А через некоторое время факел и вовсе погас, она осталась сидеть в кромешной тьме, продолжая сжимать в руке амулет. Но даже в полной темноте камень испускал призрачное сияние, и Виктория чувствовала исходящую от него силу. Он оказывал успокаивающее, даже умиротворяющее воздействие, однако без пищи и воды девушка становилась все слабее и слабее. Представление о времени начисто исчезло, силы покидали ее с каждой минутой. Потом она услышала хлопанье крыльев, почувствовала легкое дуновение на лице и внезапно осознала, что это Смерть пришла, чтобы унести ее в Нижний мир. Ощутив прикосновение ее холодной руки на своем плече, она попыталась закричать, позвать на помощь, но ни звука не слетело с ее пересохших губ.

И в этот миг Виктория очнулась: она кричала и отталкивала от себя руку смотрительницы, которая поддерживала ее за плечи и пыталась успокоить.

10

Танцовщица в покрывалах медленно кружилась перед Томом, размеренно переставляя ноги, словно в замедленной съемке. Ее гибкое тело легко угадывалось под тонкой тканью, плотно облегавшей фигуру. Позади нее стояли два музыканта. Причудливое звучание двойной флейты, которой вторила черепаховая лира, наполняло воздух. Том сидел на позолоченном троне, каждый подлокотник которого покоился на сидящем сфинксе. Спинка трона имела легкий удобный изгиб и венчалась двумя львами, поддерживавшими Землю; на уровне головы была закреплена мягкая подушка, чтобы опираться на нее затылком. Том был обнажен, его тело походило на тело греческого бога, на голове — золотая корона в форме венца из дубовых листьев. В левой руке он держал скипетр, в правой — стеклянный кубок с красным вином. По мере того как танцовщица, извиваясь, медленно приближалась к нему, он смотрел на нее все более и более завороженно. Все ее благоухающее жасмином тело являло собой одно непрерывное текучее движение, обольстительное и эротичное. Музыка зазвучала громче, ударили цимбалы. И только когда танцовщица, простершись перед ним ниц, подняла голову, Том узнал эти сияющие синие глаза. Это была Виктория Прайс.

Он проснулся в холодном поту. Было раннее утро, около шести часов, но Том знал, что больше не заснет. Наручные часы еще показывали нью-йоркское время — на семь часов раньше. Он прошел в ванную и освежил лицо холодной водой. Почистив зубы и побрившись, оделся и решил пройтись до маленькой церкви на вершине холма Ликабетос. На крутой склон можно было подняться на фуникулере, но в столь ранний час он еще не работал. По каменной ступенчатой тропинке Том неторопливо дошел до вершины — самой высокой точки города. Солнце еще только вставало, воздух пока был прохладным. Ясное утро позволяло видеть Акрополь с его сверкающими белыми храмами и греческим флагом, развевающимся на легком утреннем ветерке. Город сплошной расползшейся панорамой простирался до самого горизонта — до гор и Эгейского моря позади Акрополя. Летом выдавалось немало дней, когда увидеть Акрополь отсюда было невозможно из-за нефоса — густого, низко висящего над городом смога, напоминавшего облако пара, поднимающегося над супницей с гороховым супом. Афины расположены в низкой широкой долине между гор, и смог образуется здесь, как только стихает ветер. Том возблагодарил Бога за то, что сегодняшний день не оказался безветренным.

Войдя в церковь на вершине холма Ликабетос, он прочел короткую молитву и осенил себя крестным знамением, потом опустил евро в ящик для пожертвований, взял тонкую восковую свечу, зажег ее от лампады перед иконой святого Георгия и надежно укрепил в специальном подносе с песком. Висевшее над ведущими к иконостасу мраморными ступенями кадило источало струйку дыма от курящихся благовоний, и он, поднявшись вверх, клубился перед иконами. Церковь была наполнена густым запахом ладана. Постояв немного в тишине, Том взглянул на часы: оставалось достаточно времени, чтобы до назначенной в «Геннадионе» встречи выпить кофе, а может, и съесть тарелку горячих лукумадес — жареных пончиков, залитых сладким сиропом и присыпанных кунжутом, — поэтому он стал быстро спускаться с холма по тропинке-лестнице, шагая через две ступени.

Ровно в девять Том явился в библиотеку. Войдя во внутренний дворик, остановился, поднял голову и окинул взглядом строгий, но величественный неоклассический фасад. Потом поднялся по белой мраморной лестнице, вошел в здание и направился прямо к дежурному библиотекарю, которая сидела у входа в главный читальный зал, — обширное помещение высотой в два этажа, сплошь обрамленное книжными стеллажами, с галереей-аркадой по всему периметру. Здесь, в застекленных и запертых на ключ шкафах, хранились самые ценные книги.

— Доброе утро, я — Том Карр, — представился он. — У меня назначена встреча с вашим директором, она обещала показать мне некоторые из иллюстрированных манускриптов «Деяний Александра».

— Да, конечно, мистер Карр, мы ждем вас. Сюда, пожалуйста, — и дежурная повела его к ближайшему столу, где на клинообразных подставках-пюпитрах, предохраняющих корешок переплета от сгибов, было расставлено несколько открытых старинных фолиантов.

Том достал ручку, маленький блокнот и листок с составленным заранее списком. Он хотел посмотреть определенные страницы, те, репродукции которых видел в иллюстрированных научных статьях и книгах. Но также ему хотелось просто полистать манускрипты, поискать еще какие-нибудь интересные иллюстрации.

Литература об Александре необъятна. Она начала складываться еще при жизни великого полководца из его официального дневника и писем, которые он писал во время своих военных походов. Однако известных копий прижизненных текстов и текстов, написанных вскоре после его смерти людьми, лично знавшими его, такими как Птолемей и Неарх, не сохранилось. Ученые вынуждены были полагаться на более поздние труды римских авторов, живших спустя несколько веков, — Арриана, Диодора, Куртия и Плутарха. Составленные ими жизнеописания царя были скомпилированы из несметного количества надежных и ненадежных источников. Из них «Деяния Александра» представлялись