Книга Ковчег-Питер - Вадим Шамшурин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прошли в комнату. Круглый стол застелен скатертью, вокруг деревянные стулья, у стены диван, покрытый вязаным пледом, со стопкой книг в углу, на стене бормочет что-то допотопная коробочка радиоточки.
Класснуха. Сколько лет мы с вами не виделись! Восемь? Хотя нет, меньше, еще были встречи выпускников пару раз, и к ней заходили. В наш триста пятый окнами на тополя. Я вижу: сейчас она разволновалась, смотрит удивленно. Ладно, главное, обороты не сбавлять. Пусть поверит в души прекрасные порывы.
Лидия Павловна
Пригласила его пройти в комнату: на веранде становится прохладно, да и комары. Уже справилась с удивлением, а то сначала, кажется, даже давление подскочило.
– Ты один приехал?
– Ой, Лидия Пална, не поверите, случайно, буквально проездом. Ничего? Не помешал?
– Ну что ты, Антон. Молодец, что заехал! Я очень рада тебя видеть. Взрослый, красивый какой стал! Садись, садись к столу!
Стала убирать со скатерти свои записи, книги, очечник. Еще надо его букет пристроить куда-то.
– Антон, тебе рост позволяет, достань, будь добр, вон ту вазу со шкафа!
Он снял сверху хрустального пыльного монстра. Насколько здесь, на даче, показался неуместен букет этих ненастоящих, городских цветов, их хвастливая пышность, нарочитая яркость. И торт слишком большой, вычурный, чуть ли не пластиковый. В этой комнате, на этой скатерти хорошо бы смотрелся домашний пирог – ароматный, еще горячий, чуть просевший с одной стороны, но все равно желанный. Для этих его городских ярких подарков моя дачная обстановка – слишком простенький фон.
– Сейчас чайник закипит. Знаешь, у меня в этом году очень хорошее клубничное варенье получилось. Да ты присаживайся к столу, не стой!
Сели к столу, немного потолкавшись у шкафа с посудой. Я доставала чашки, блюдца, сахарницу – один из тех сервизов, которые на день учителя неизменно преподносил очередной родительский комитет. Золотые ободочки, размазанные по фаянсу цветы – неувядающие букеты, неживые, подаренные навечно.
Он и я – мы оба чуть смущены, но знаем, что эту встречу можно разыграть по ролям. Ты – мой бывший ученик. Я – твоя бывшая классная руководительница. В программе вечера: воспоминания.
С тебя еще обязательный отчет о достижениях. С меня еще, может быть, сетования на новых, пришедших следом, учеников, которые, конечно же, меньше читают и ничем не интересуются. С тебя еще, наверное, сплетни о том, как живут теперь бывшие одноклассники: получают должности, женятся, разводятся и заводят детей.
– Как у вас тут спокойно, – Антон откидывается на спинку стула. За окном чуть вздыхают старые яблони, уже опускаются сумерки: прозрачные, синеватые, все равно еще теплые. Тишина, только собака лениво гавкает у кого-то во дворе.
– Так вы тут совсем одна?
– Да, дочка с внуком уже уехали. А я, ты знаешь, не спешу в город. Я люблю август.
Антон смотрит на свою чашку, потом обводит глазами стол. Ломтики лимона на блюдце, заварочный чайник с коричневым потеком на носу – у него от чая вечный насморк, отчаянный насморк. Вазочка с темным вязким вареньем и ложечкой – положить ягоду на блюдце и позвякать о краешек. Мои привычные вещи, старые, повседневные, для него совсем чужие и, может, даже неприятные. Нотка молодой надменности есть в его взгляде, он думает, вероятно, даже прямо в эту минуту, что его жизнь будет ярче, богаче. Он еще в том возрасте, когда так и надо думать, чтобы проскочить с разлету те годы, когда все устаканится и станет понятно, что жизнь будет как у всех. Блюдце с отбитым краешком. Немного, чуть заметно, я уже не обращаю внимания по привычке, только сейчас вот опять увидела этот скол, и сделалось неприятно, опять какая-то неловкость зашевелилась в разговоре.
– Ты так и не сказал, каким ветром тебя занесло к нам, Антон?
– Ехал по трассе, и сломалась машина. Смотрю по карте: совсем недалеко Дубки. И как-то вспомнилось, что тут у вас дача. Дай, думаю, заеду.
– А что с машиной? Что-то серьезное?
– Да совсем там все плохо. На эвакуаторе ее увезли. А я растяпа такой, представляете, даже телефон там оставил.
– Тебе надо позвонить? Можно с моего.
– Да нет, не надо. Это я так, вспомнил просто. Непривычно без мобильного.
– Ты знаешь, тут до станции совсем близко, буквально пять-семь минут пешком. Так что ты не переживай, доберешься до города без проблем. У меня есть расписание электричек.
Положила перед ним листок и спохватилась:
– Я как будто тебя выгоняю! Безобразие просто! Давай-ка лучше еще чайку налью. Положи себе варенья и рассказывай. Ты так и не сказал, где теперь работаешь. Я помню, ты мечтал о своем бизнесе. Все шутил, что в детстве не накатался на каруселях и теперь откроешь свой парк аттракционов.
Махнул рукой, скривил губы то ли в улыбке, то ли в гримасе разочарования.
– Ой, Лидь Пална, ерунда все это. Батуты, карусели – это так, сезонный заработок. Хотя, знаете, у меня ведь был еще контактный зоопарк. Ну, слышали, наверное, просто квартира и там всякие хомяки, свинки морские. Еще игуана была и пара енотов. Сначала прикольно казалось, но потом отказался от этой идеи. Неприбыльно, на самом деле, да и зверюшек жалко, когда их так тискают. Они ведь живые, а с ними – как с игрушками: роняют на пол, тянут за уши, за лапы. Вы когда-нибудь видели хомяка с переломанными лапками? Вот именно, неприятное зрелище.
– И чем же ты теперь занимаешься? Какая-нибудь новая забавная идея?
– А вы, Лидия Пална, по-прежнему считаете, что Антон Скворцов способен только забавляться? Глупости всякие придумывать?
Засмеялся одними губами.
– А знаете, я вообще-то теперь в банке работаю. Да! И у меня такая должность, что открываются очень хорошие карьерные перспективы. Серьезная должность, между прочим. Да, да, несмотря на вашу твердую тройку по математике.
– Молодец, Антон, молодец. Знаешь, ты, пожалуй, меня удивил. Мне всегда казалось, что ты выберешь какую-нибудь творческую профессию. Или что-то совсем необычное. Аттракционы, зоопарки – это как-то больше подходит к твоему непоседливому характеру, чем банк.
– Ну, можете считать, что я наигрался. Решил остепениться.
– Но не женился пока?
– Нет. Я, знаете, решил к браку тоже серьезно подойти. Сначала встану на ноги, а потом уже и…
Вздохнул, стал смотреть в окно.
– Ты молодец, Антон!
Что это я все хвалю его,