Книга Перипетии. Сборник историй - Татьяна Георгиевна Щербина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вдруг видение исчезло. Прямо так, ни слова не говоря. Мне стало не по себе, будто я жила в какой-то истории, а история растворилась и я сижу в четырех стенах, бессмысленно пялясь на пустой стул. Стук в дверь. Принесли вино. Мне хотелось, чтоб официант задержался, побыл со мной, сел в то кресло и мы бы продолжали разговаривать, будто он – из той же истории. Поставил передо мной бокал, заведя руку за спину, и я увидела бейджик на его сюртуке – имя, Луиджи.
– Луиджи? – спросила я с ужасом в голосе.
– Да, мадам. Что-нибудь еще?
– Но вы же не можете не знать, что Луиджи Лукени – тот самый человек, который убил императрицу Сисси!
– Возможно, мадам, но у нас в Италии каждый пятый – Луиджи. Как вам наше эксклюзивное блюдо? Может быть, подогреть? Остыло.
– Спасибо, мне хватит, можете забрать тарелку.
Я встала, пока официант собирал на поднос посуду, и пересела в другое кресло – в то, где сидела Сисси.
– Про пиросомы у меня только один вопрос: почему за столько веков никому не приходило в голову их есть и вдруг ваш ресторан решил попробовать?
– Мадам, их слишком сложно вылавливать и готовить, в прежние времена было не до этого, так я полагаю. Но молекулярная кухня… мы ведь теперь живем в мире молекул!
– И все молекулы равны, – меланхолично сказала я, почувствовав, что отключаюсь. – Если разобрать нас всех на молекулы.
Я открыла шторы, за окном была темнота. Официант ушел, я повалилась на кровать и тут же отключилась. Мне снился Пауль, написавший отзыв. В виде осьминога Пауля, того, который правильно предсказывал исходы футбольных матчей. И Жанин тоже снилась. В виде старухи в клетчатом костюме и в шляпке. Она кричала на Пауля: «Где это видано, чтоб осьминоги становились пророками? Тебя надо отбить на камне, зажарить и съесть». Тут между нами появился камень, большой валун, я схватила Пауля, подавляя неприятное ощущение от его скользкой холодной кожи, и прижала к себе: «Я его уже съела». Старуха разразилась дьявольским хохотом. И действительно, в руках у меня ничего не было, а камень светился красным, как гигантский пылающий уголь. Я проснулась, резко сев в кровати. Оказывается, это солнце разбудило меня раньше времени, я зачем-то открыла шторы блэк-аут, когда Сисси исчезла, пришлось встать и закрыть. Спросонья покосилась на кресло, оглядела комнату, но она была пуста.
Проснувшись, как положено, по будильнику, приняв душ и быстро приведя себя в порядок, я спустилась к завтраку. Обычно я завтракаю кофе с йогуртом, но в поездках не могу удержаться, чтоб не попробовать отельных деликатесов. Здесь было все: от арбуза и манго до десятков видов сыров, колбас и хамона. Набрала себе полную тарелку и села за столик у окна.
Подошедшая официантка спросила, из какой я комнаты, что буду пить, я заказала, как обычно, двойной эспрессо с молоком и принялась за яблочный сок, запивая им нежнейшую улитку с изюмом. Осмотрела публику – степенную, ухоженную – и вдруг увидела, что прямо к моему столу направляется молодая женщина модельной внешности, в джинсах и тонком черном свитерке. Она села прямо напротив меня:
– Не узнали?
Я потеряла дар речи.
– Вчера отключилась связь, даже не успела пожелать вам спокойной ночи. Извините. Как вам мой наряд?
Я еще не видела ее так близко. Да, опять не узнала.
– Захотелось попробовать себя в современной одежде, – сказала Сисси, и мне показалось, что ее электронный голос стал на пол-октавы выше.
– Вам очень идет. В наше время вы стали бы топ-моделью. Вряд ли вы знаете, что это…
– Разумеется, знаю, – перебила меня Сисси. – Я же только и делаю, что читаю. В мое время я, наверное, и была манекеном, манекен-щи-цей – ох, труднопроизносимое слово, на подиуме, молча демонстрируя публике разные наряды, публика бы на меня смотрела и аплодировала, но я в том числе и от этого бежала в свои укрытия. Мне было хорошо только с близкими, вдвоем, втроем. С сестрой мы говорили часами, и нам не надоедало. Она умерла у меня на руках, в Ахиллеоне.
– Ваша сестра ведь была замужем за Максимилианом фон Турн унд Таксисом.
– Да, он умер совсем молодым, в тридцать шесть лет. И другой Максимилиан, брат Франца Иосифа, с которым мы были так дружны, тоже погиб. От рук мексиканских революционеров. Смерть преследовала меня по пятам. Только с ней я и разговаривала с того дня, как умерла моя маленькая дочка.
– Вы вините в этом себя или свекровь? – я опять не знала, как сформулировать вопрос, получилось бестактно.
– Это то, что называется – судьба. Правильнее – рок. Когда все виноваты. С меня, возможно, это и началось, весь двадцатый век – стихия рока. Когда диалог только со смертью. Передышки давались, конечно. Чтоб вздохнуть, отдышаться. Поверить, что вот-вот настанет рай. История – это все тот же Кронос, поедающий своих детей. Зевс думал, что сверг его, и Иисус так думал, но нет. Нет. Кронос питается жизнями, как вот вы этими пиросомами. Да, я не успела ответить на ваш вопрос, знаю ли я их вкус. Узнала вчера, прочитав отзывы.
– А попробовать или прочитать – это одно и то же?
– Чтоб знать – да, чтоб чувствовать – нет. Моим единственным чувством долгие годы была только печаль.
– Поэтому вы такая худая, сегодня вас бы даже назвали анорексичкой.
Я сказала это с улыбкой, и Сисси улыбнулась в ответ. Но я вдруг испугалась, что она опять исчезнет. Здесь, при свете дня и среди людей, я ее совсем не боялась. И даже привязалась к ней. Она обволакивала меня той незримой тканью, из которой состоит история свершившаяся, у происходящей сейчас совсем не такая текстура, да ее и вовсе нет. Сейчас это действительно разинутый рот Кроноса, но потом, за этой черной дырой, возникает облако, мраморное молоко, которое можно раздвинуть, как занавес, и увидеть кино, записанное века и тысячелетия назад. Вот Сисси, сидящая передо мной, – такое кино, которое захотело мне себя показать. Все записывается, каждую секунду, просто раньше мы не знали, как это делается. Да и сейчас только начинаем узнавать.
– Вижу, вы были и у фон Турн унд Таксисов в Триесте, – Сисси посмотрела на меня прямо-таки родственным взглядом.
– У вас что, Сисси, поисковик всегда включен и отвечает в считаные секунды на любой запрос?
– Тут нет ничего сложного.