Книга Забытое слово - Оксана Николаевна Виноградова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Получилось так, что работала одна я. Леня не приносил ни мне, ни Варе ни копейки. Сказать, что денег не хватало, – ничего не сказать. Денег не было вообще. Еды не было. И если алкаши из соседнего дома ловили собак, восхваляя китайскую кухню, то мы, чтобы заглушить аппетит, усиленно курили «Приму». Леня стал чаще наведывать мать, но поесть от нее не привозил и Варю к матери не звал, объясняя свое поведение тем, что со своими проблемами он должен справляться сам.
Вроде бы логично, но не очень, если принять во внимание тот факт, что Варя начала падать в голодные обмороки.
Хотя и у Вари были варианты. К примеру, вернуться к матери. Но она говорила, что ей стыдно перед мамой, так как та руками и ногами была против Вариного замужества с Леней, сразу видя в нем неблагонадежного человека.
У меня реально был только один выбор – прийти к родителям и броситься перед ними на колени, умоляя о прощении.
Виноватой себя я не считала, поэтому даже сама возможность выбора казалось мне несуществующей.
Надежды на спасение я возложила на Андрея.
После той грязи, которой я нахлебалась с Борисом, Андрей мне казался совершенством. Между нами возникли почти дружеские, романтические отношения. «Почти» – потому что они были отравлены. Когда между нами случилась интимная близость, произошла неприятная вещь, которая тогда мне казалась ужасной и непоправимой: из-за меня Андрей заразился нехорошей болезнью, которая считается у продвинутой молодежи чем-то вреде гриппа. Так как «продвигалась» я медленно, то от стыда чуть не умерла. Если бы я подозревала, что больна! Для меня это было ударом. Таким сильным, что я, спрятав кухонный нож в одежду, пошла к Борису. Я, казалось, продумала все варианты, какие могли быть, а также срок, на который меня посадят. Я продумала всю схему моего поведения: вхожу, говорю, что хочу помириться, он теряет бдительность, я с размаха бью ему ножом по горлу. Перед тем как пойти, я позвонила Борису, он сказал: «Алло», и я положила трубку. Продумала все детали, но план сорвался: мне никто не открыл дверь. И на следующий день тоже. Потом я дозвонилась до Глеба и, не объясняя причин, поинтересовалась местонахождением его братца. Тот сообщил, что Борис уехал из города, на полгода как минимум. Как выяснилось впоследствии, Борис «сорвал куш» и поехал в столицу открывать антикварный ларек.
Лечение растянулось на месяц. Андрей помогал мне и морально, и материально пережить и излечить ЭТО. Он не обвинил меня, не бросил; более того, познакомил с родителями и обещал расправиться при случае с Борисом, которого не достигали судебные повестки.
Может, что-нибудь и получилось бы, но жизнь, как всегда, устроила свой новый выкрутас.
– У меня, Надь, к тебе серьезное дело, – сказал однажды Андрей.
– На полмиллиона? – пошутила я.
– Нет, конечно, поменьше. Но деньги порядочные.
– А что надо сделать?
– Выйти замуж за одного пропойку.
Не передать всю гамму чувств, отразившуюся на моем лице:
– ??
– Ты выходишь за него замуж и прописываешься в его комнату в трехкомнатной квартире. Остальные две комнаты уже наши. Потом алкаш исчезает, и ты передаешь эту комнату мне.
– Как передаешь?
– Хочешь – даришь или продаешь… а лучше всего – выходишь за меня замуж.
– Тоже понарошку?
– Я согласен и всерьез.
Мы поцеловались и помолчали.
– Как ты все это сделаешь? – меня заинтересовали подробности.
– Все уже, можно сказать, сделано, если ты согласна. Леня мне немного с бумагами поможет: у него кой-какие связи есть – и все.
– Алкаш-то хоть останется жив?
– Останется. Только никому на сторону ничего не говори, ладно?
– Ладно.
На том и расстались, договорившись встретиться через пять дней.
Через два дня Леня, вечно пропадающий где-то, явился раньше обычного и отозвал меня в уголок:
– Тебе Андрей дело предлагал?
– Да.
– Ты согласилась?
– Да.
– Я должен помочь ему. И помогу. Но у меня, точнее, у нашей братвы свой план. Деньги ты получишь те же.
– В чем разница?
– Когда пропишешься, передаешь квартиру нам. А Андрея мы просто кидаем.
– Это нехорошо.
– Знаю. Но он – никто, а загребет столько денег. Братва против.
– А если я – против?
– Послушай: все уже решено. Если ты против нас попрешь, то не я, так другие с тобой разберутся… Ты же не любишь Андрея, так какого фига? Тебе деньги нужны – мы их дадим.
– А где гарантия?
– Может, тебе расписку дать? – Леня делано засмеялся.
– Хорошо. Я на вашей стороне, – сказала я и пошла ставить на огонь чайник.
Через пять дней Андрей, радостный до безобразия, завалил ко мне на работу:
– Как дела?
– Нормально, – сухо ответила я, уклоняясь от его поцелуев.
– Сегодня вечером на стрелку идем!
– Кто идет, а кто и нет.
– В каком смысле? – улыбка сползла с лица Андрея.
Минута молчания.
– Знаешь… – нужные слова я подбирала с трудом, – наша сделка отменяется. Я не хочу ввязываться в авантюры. Поищи другую девушку.
– Почему?
– Потому что не хочу.
– Почему?
– Не хочу, и все.
Терпение Андрея иссякло. Он взял меня за плечи и потряс:
– Почему?
– А ты мне поверишь?
– Постараюсь.
– Умоляю тебя, не берись за это дело, ничего хорошего не выйдет…
– Объясняй!
Я сказала ему все что знала. Он молчал, уставившись в стену мастерской, увешанную плакатами с голыми женщинами. Потом посмотрел на меня, глаза его стали красными, дыхание – неровным.
– Предатели… – шепотом произнес он.
– Если они узнают, что я тебя предупредила – мне не жить, – сказала я и тоже уставилась на неправильную стену.
– Я знаю, что делать. А ты Леньке сегодня скажи, что поругалась со мной. И что я решил работать с другой девушкой… любовницей, о которой ты не знала. В остальном – мы будем делать вид, что разговора этого не было. И с Ленькой мы – друзья. Понятно?
– Да. Мы еще увидимся?
– Я зайду к вам на днях, когда Леньки не будет. Ему не говори.
Андрей еще немного посидел в расстроенных чувствах и ушел.
Тем же вечером я, придя с работы и застав Леню с Варюхой дома, сыграла сценку. С понурыми глазами, трясущимися руками держа стакан чая, сообщила: несчастная я, бросили меня…
Леонид проявил сочувствие и утешал как мог, говоря: «Видишь, какой подонок, а ты еще жалела его… Дура!»
В тот момент мне очень хотелось бы рассказать все Варе, но я понимала, что теперь она мне –