Книга SoSущее - Альберт Егазаров

сеять придется, чтобы клочки собрать.

Лишь войдя в салон и закрыв за собой дверь, Платон сумел сбить наваждение смертельного тарана. Сдержанная роскошь обстановки навела его на печальную мысль, что независимо от того, правы левые или левы правые, беды не избежать — Finis Mundi на отдельно взятой территории не за горами. Ведь если какие-то номархи стали так борзеть, чего ждать от высшей иерархии. «Королев Марий», «Титаников», «Нормандии»?

— Чья посудина, Радя?

Услышав палиндром своего имени, Нилов насторожился, но быстро нашелся и пошутил.

— Ничего-то от вас не скроешь, Борис Азарыч.

— Платон, до купания никаких Борисов, только Платон, Платон Онилин. А тебя, Айдар Радарович Нилов, случайно угораздило с таким набором родиться или и впрямь номархов, несть числа им, стали в двуликие посвящать? Это ж какой бакшиш нужно за обе стороны внести?

— Ну что вы… — Нилов задумался над тем, стоит или нет настаивать на прошлом Онилина, но рисковать не стал, соглашаясь с новым именем возвращенного брата, — …Платон Азарыч. Просто повезло с фамилией.

— С какой стороны?

— Шутите, господин… — номарх снова сделал нарочитую паузу, вздохнул, но в пекло не полез, — Онилин. Теперь уже разницы мало, с какой. А я и не отговариваю никого. Пусть думают, что пожелают, двуликий я или просто ренегат какой. Иногда помогает, знаете.

В панорамном окне спортивной яхты Волга с ее неторопливым вольным течением и такой же неспешной речной жизнью, с ее тихоходными баржами и старыми плавучими пристанями, с песчаными отмелями и низкими берегами, вся эта «мать родная, русская река», как пелось народной песней, казалась застывшим кадром старого выцветшего фильма. И эту болезненно сросшуюся с ветхим экраном проекцию, эту виртуальную безбрежность русской земли вспарывало острие новой, стремительной и беспощадной жизни, на сей раз принявшей форму спортивной яхты «Pershing», не дающей ни одного шанса не только допотопным моторкам, отброшенным кильватерной волной, но и поблекшей гордости советского судостроения — бывшим королям водных пространств, «Ракетам» и «Метеорам». Вот только отнюдь не гордость речного плавсостава, а его арьергард, тупые баржи не давали покоя Платону. Он то нервно вглядывался в речной горизонт, то косился на монитор радара и, лишь обнаружив длинную прореху в речном караване, спокойно вздохнул и отпил из протянутого Ниловым стакана.

Старое мягкое виски приятно обволокло нёбо Платона изнутри, а снаружи его нежно обняла долгожданная Родина — низкими берегами, светлым небом и широкой, плавной, как все русско-женское, рекой.

— Хорошо, — сказал Платон куда-то мимо Нилова и закрыл веки.

Претенденты-избранники от всех четырех материальных начал: игнархи, аэрархи, аквархи и терархи, именуемые в совокупности олигархами, а также передовой отряд избранных — олеархи, представляющие пятую сокрытую эссенцию, которая в земле и часть земли, течет как вода, содержит горючий воздух и вспыхивает огнем, — составляли вместе с известными немногим высшими иерархами сводный отряд купальщиков или пловцов, посвященных в мистерии Больших Овулярий. Мистериальные практики Овулярий уже давно были предметом спекуляций разного рода конспирологов, политологов, арканологов, демонологов и прочих представителей оккультных наук постмодерна, но ничего, кроме чуши, современные провидцы на эту тему сочинить не могли. Потому что, несмотря на бесконечные разговоры об инфернальном, их понимание имматериального ограничивалось кредитной карточкой, которая и была тем чаемым камнем философов, венцом алхимического делания, ибо творила, подобно гипотетическому эликсиру, золото из всего, даже из грубых железных банкоматов. Но если бы и сподобились современные толмачи проникнуть в сокровенный смысл таинств, доложить о том начальству или социуму было бы все равно невозможно, ибо не словами разговаривала с братьями-сосунками Дающая, а всепроникающей жаждой, не испытав которую, тайну молочной реки не постигнешь.

А вот адельфы-сосунки, которые и образовывали всю эту пирамидальную конструкцию, понимали Ее сходу, с первого зова. И где бы ни находились молочно-утробные братья, что бы ни делали, как бы ни чувствовали себя в тот момент, стоило узнать им или почувствовать, что на устьях скважин вместо нефти забила белая жидкость, все летели к ней на крыльях жажды своей. Как лососи в горные реки, как бабочки в долины смерти-любви, направлялись к Зовущей братья-адельфы. К персям ее, полным девственного молока, на праздник белых нарядов слетались СоСущие. Большими Овуляриями назывался тот праздник. И сваливалась радость эта долгожданная на братьев неожиданно, без всяких мистериальных прелюдий. Ибо на все воля Дающей. А воля ее была такова, что не делила она сосунков своих на избранных и званых в пору любви своей: все участники независимо от внешней и даже от внутренней иерархии в праздничное время становились равными, для чего каждый награждался субтитулярным префиксом «ооцит». Равным среди равных, не различимым среди подобных, — что может быть лучше яйца для подобного уравнения, единая форма, начало начал, тайна рождения. Облачаясь скорлупой перед мистериями, сбросить ее можно было, только пройдя через них как через ворота второго рождения. Разные пути ждали освобожденных от известкового наряда на выходе. Но ни одного для тех, кто остался в шелухе прошлого воплощения. И единственный — тому, кто сменил белый футляр на одежды избранника.

Брачное ложе Дающей.

Такова Ее воля.

* * *

До полного кворума прибывающих олигархов селили в брошенном пионерском лагере. Как и любое серьезное дело, свадебный заплыв не обходился без предварительной сдачи анализов. Никакого алкоголя и продуктов распада наркотических зелий в крови адельфов не допускалось. Нарушителей ждал аппарат экстренной очистки крови, процедура была не из приятных, поэтому очередей на экзекуцию не выстраивалось. Кроме того, необходимо было пройти проверку на идентичность — предъявить сигиллы и клейма. После этого абсолютно голый участник заплыва получал талоны на питание, комплект чистого белья, мыло, зубную щетку и пластиковый стакан под нее. Ни тебе искусственных гейзеров в бассейнах, ни водяных матрасов с термостатами, никаких зимних садов с поющими птицами и обнаженными гуриями, даже массажеров-релаксантов, сертифицированных под OWO и CIM[53], не выделяли участникам, не говоря уже о такой позорной мелочи, как ноутбуки, планшеты, коммуникаторы и прочие гаджеты.

Разрыв с внешним миром для многих, особенно тех, кто не расставался со средствами контроля даже в супружеских (и не только) спальнях, происходил болезненно. Конечно, условия проживания в пионерском лагере «Красная Заря» сильно отличались от излишеств «Хилтона» или «Арарата», но все же и с австралийской темной хижиной для половозрастных церемоний чистую свежепобеленную палату с двумя кроватями и прикроватными тумбочками, с удобствами в конце коридора и белыми занавесками на окнах было не сравнить.

В синих холщовых штанах и белой сорочке с короткими рукавами Платон Онилин вошел в свою палату, на которой усилиями местного локапалы красовался алюминиевый номер 13.

Через несколько минут