Книга Суровое испытание - Кон Джиён

Кан Инхо вскочил с места и снова сел. Его словно накрыло цунами. Казалось, земля и небо смешались в единое месиво. Юри — ребенок со множественной инвалидностью по слуху и умственному развитию. И на тот момент ей было восемь лет. Восемь… Его охватила страшная безысходность, он даже забыл, что хочет курить. Перед глазами мельтешили какие-то пятна. Пак Бохён, куратор общежития с крысиными глазками, тот самый, что выволок из здания школы уволенного учителя Сон Хасопа. Как, черт подери, можно сотворить такое с несчастным ребенком, которому и податься некуда?! Что же это за школа такая, раз в ней творится подобное? Куда вообще катится этот мир? Неужели на дворе двадцать первый век, и все происходит в Корее, и зовут его Кан Инхо… И рефреном билась одна и та же мысль: «Не может быть, чтобы все это было правдой!»

— Как долго ты подвергалась этому?

Вопрос директора центра ввел Юри в состояние задумчивости, затем она сказала:

— Много.

Ответ был несуразным. Вопрос перефразировали:

— Сколько раз?

— Много. Я хочу колы. И спать.

Юри дали чипсов и колы, она с жадностью набросилась на сладости. Ёнду нерешительно заговорила:

— Они приходили к ней по очереди — замдиректора, куратор Пак Бохён и директор. По словам Юри, замдиректора каждый раз давал ей по тысяче вон.

Переводчик был вымотан до предела. Никто не смел поднять глаза на девочек.

В свете старой, мерцающей люминесцентной лампы лица собравшихся в комнате для совещаний отливали мертвенной белизной. Какая-то зловещая аура окутала этот офис, интернат «Чаэ» и весь Муджин.

Юри, вглядываясь в жесты Ёнду, хрумкала чипсами. Кан Инхо снова вспомнил, как впервые приехал в интернат: непроницаемый туман, девочка с чипсами; дорогая иномарка срывается с места и мчит за ворота… Штрих за штрихом вырисовывалось это жуткое место — пожалуй, более жуткое, чем скотобойня.

Бледная как полотно директор центра задала очередной вопрос:

— Что значит «по тысяче вон»?

Переводчик перевел. Лицо его позеленело, будто надругались над ним самим.

Юри явно выдохлась.

— Он отводил меня в свой кабинет, давал тысячу вон и снимал мои штаны. Потом я покупала себе на ужин рамён или булочку. Если я говорила, что не хочу, он мог добавить еще тысячу.

Теперь и вопросы стали задавать медленнее. У Юри, видно, не получалось сосредоточиться — ногами она возила по рассыпавшимся лепесткам бегонии, втаптывая их в пол.

— Когда заместитель директора впервые заставил тебя это делать?

— He помню. Кажется, через некоторое время после того, как все случилось с куратором Пак Бохёном. Где-то в начале четвертого класса. После куратора Пака мне было ужасно больно, я сказала, что не буду, и пыталась убежать. Но замдиректор уложил меня на столе в приемной, а мои руки и ноги…

У переводчика окаменело лицо, он умолк. Юри же с невозмутимым видом забросила в рот очередную чипсину и начала жевать. Все неотрывно смотрели на переводчика. Он же с перекошенным лицом, готовый вот-вот разрыдаться, взглянул на своего однокашника — сотрудника правозащитного центра. В его глазах смешались гнев и потрясение, весь вид говорил, что силы его на исходе. Губы дрожали.

— Что такое? Что она сказала?

Переводчик уронил голову на грудь. Кан Инхо, внимательно следивший за Юри, глухо проговорил:

— Привязал. Привязал к столу.

45

Переводчик кивнул. Молодая сотрудница снова вскрикнула. На этот раз Со Юджин никак не отреагировала. Переводчик, опустив голову, скрипел зубами. Его трясло, словно это он сам насиловал Юри и теперь его грызла совесть. Как мужчина, да и просто взрослый человек, возможно, даже девственник, не успевший поднатореть в отношениях с женским полом, он испытывал ужасную неловкость и невероятный стыд. Взглянуть на эту девочку-инвалида и заговорить с ней было выше его сил. Опустив глаза, он мотал головой из стороны в сторону. Быть может, он почувствовал отвращение, что живет на этом свете и дышит одним воздухом с теми, кто надругался над хрупкой и невесомой, словно птаха, девчушкой, которую можно было подхватить одной рукой. А Юри безмятежно продолжала рассказывать. На смену выдохшемуся переводнику пришла мама Ёнду. Ее лицо было залито слезами.

— Он сказал, что если не буду слушаться, то снова свяжет, выгонит из интерната и не даст денег на дорогу домой. И директор, и зам, и куратор Пак Бохён — все они плохие. Ненавижу их. Я хочу, чтобы их наказали.

Юри зевнула.

46

Кан Инхо внезапно вспомнил отсутствующий взгляд палестинских или африканских ребятишек. Апатичность это проявление крайней степени страданий. Естественно, он не мог не подумать о своей дочурке. Саднило бы сейчас его сердце меньше, если бы Сэми была мальчишкой?

— Сегодня давайте на этом закончим. Юри желательно отправить в приют на временное проживание. В интернат, к насильникам, ей возвращаться нельзя. И Ёнду тоже, — обратилась директор центра к маме Ёнду. — Вы не станете возражать? Ведь дома у вас сейчас сложно. С опекунами Юри мы свяжемся завтра и заявим в полицию в связи с ее случаем.

И тут мама Ёнду нерешительно заговорила:

— Знаете, хоть будет нелегко, но дочь я все же заберу домой. Разумеется, из интерната она должна уйти, и надо все обдумать. И еще… я прошу прощения но нельзя ли и Юри, подруге Ёнду, переночевать сегодня у нас?

Со Юджин хотела о чем-то спросить, но тут мама Ёнду расплакалась, не в силах больше сдерживаться:

— Как представлю, что станется с матерью девочки если она узнает о произошедшем… Да, она бедна, беспомощна и необразованна, но наверняка душа у нее рвалась на части, когда ребенок родился глухим. И это невинное дитя… Так и слышу, как она плачет и по-своему зовет: «Мама, мама», — одна в этом огромном мрачном здании… Даже с выпавшим из гнезда птенцом так не поступают; откуда же берутся бессердечные сволочи, что сотворили такое с этой малышкой?.. Знаете, пусть я и не родная мать, но хоть один день я хочу позаботиться о ней: уложить спать, накормить домашним теплым ужином, а уж потом отправить в приют. С меня взять особо нечего, но эту малость я хочу сделать для нее. И еще, пожалуйста, я очень прошу вас, добейтесь, чтобы эти люди понесли наказание и больше такого не повторилось… Мы-то ничего не смыслим, да и бессильны что-либо сделать… Пожалуйста, умоляю, сделайте так, чтобы их непременно наказали! Непременно…

Мама Ёнду вытерла слезы. Со Юджин, кусая губы, сказала:

— Хорошо. Пусть будет так. Завтра утром директор центра помощи жертвам сексуального насилия заберет Юри, а до этого вы за ней присмотрите. Но послушайте меня, вы должны морально приготовиться. Полиция не шевелится, поэтому файл с сегодняшней записью завтра мы отправим на телевидение и радиовещательные каналы всей стране, а также передадим в государственную комиссию по правам человека, муджинскую мэрию, отдел образования и во все учреждения, которые могут помочь с оглаской этого дела. Начнется расследование, и потребуются свидетели. Без вашей помощи не обойтись. Это относится ко всем здесь присутствующим.