Книга Благословенные монстры - Эмили А. Дункан

Когда Оля начала делиться своими планами, Серефин сразу догадался, куда они направляются. Кажется, девушка была не в восторге от того, что Пелагея погнала ее прочь, пожелав говорить только с транавийским пленником.

Малахия жив.

Он никак не мог принять эту мысль, то отвергая, то обдумывая ее снова только затем, чтобы опять от нее отмахнуться. Он убил своего брата, и ему оставалось лишь сожалеть о своем поступке. Смерть не давала вторых шансов.

Только вот Малахия был жив.

А если он жив, то наверняка захочет отомстить. Прежде чем Серефин успел отступить, Пелагея схватила его за руки, перерезала веревку на запястьях и втолкнула в комнату. Дверь с глухим стуком закрылась за его спиной.

Серефин тяжело сглотнул.

– У меня есть вопрос, – сказал он сдавленным голосом.

Малахия выглядел напряженным, как натянутая тетива, и Серефин не хотел представлять, как железные когти Стервятника пронзают его грудь. Это было бы очень больно, и его бы ждала долгая, мучительная смерть.

Долго ли умирал Малахия?

– Да? – спросила Пелагея.

– Как ты можешь находиться здесь, если ты в Транавии?

Из груди Малахии вырвалось странное, протяжное шипение. Он медленно откинулся на спинку стула. Серефин был благодарен, что его еще не проткнули насквозь.

Пелагея засмеялась.

– А как твой друг Велес перенес тебя через континент? Магия способна на многое.

– У меня до сих пор все болит после этого путешествия, – ответил Серефин, не отрывая глаз от Малахии. Он с нетерпением ждал, когда тот скажет хоть слово, даже если это его уничтожит. Он все еще не мог поверить, что его брат жив. Серефин не хотел его убивать, он не хотел этого делать.

– Что ты сделал со своим глазом? – спросила ведьма.

Серефин неуверенно прижал руку к своей повязке.

– Я избавился от бога, – пробормотал он.

– В самом деле?

Серефин замер, с трудом переводя дыхание. Откуда она могла знать? Да, Велес все еще говорил с ним, но тот, второй, наконец-то замолчал, а он пугал Серефина больше всего на свете. Юный король осторожно опустился на стул, искоса поглядывая на Малахию. Он сам не знал, чего ждет. Наверное, внезапного нападения.

Пелагея закрыла глаза, постукивая пальцами по оленьему черепу, который стоял на маленьком столике. Этот звук отдавался в голосе Серефина: тук-тук-тук.

– Неправильно, нехорошо, совсем не так, как я думала.

– Как мы можем следовать какому-то нелепому божественному плану, если ничего о нем не знаем? – спросил Малахия. Услышав его голос, Серефин немного расслабился.

– Заткнись, глупый мальчишка, – огрызнулась Пелагея.

Лицо Малахии помрачнело.

– Глаз, – сказала ведьма, поворачиваясь к Серефину. – Глаз! Где он?

– Кровь и кости, я не знаю! Я вырвал его из глазницы и оставил на вершине той горы, вместе с ним, – он указал на Малахию.

Пелагея медленно кивнула.

– Это объясняет, почему от вас обоих несет смертью.

– Люди не восстают из мертвых, – жалобно сказал Серефин.

– Но у вас получилось. Два транавийца, одержимые богами, против которых восстал ваш народ. Какая ирония.

– Я не… – начал Малахия, но Пелагея его прервала:

– И что теперь? Что ты будешь делать, sterevyani bolen? Koshto bovilgy? Вся эта сила, скованная цепями. Я знаю, чего он хочет, но знаешь ли ты?

Малахия раздраженно нахмурился. Серефин не был уверен, что Малахия когда-либо признавался в том, что чего-то не знает, и он явно не хотел делать этого сейчас. Черный Стервятник еле заметно покачал головой.

– Бог энтропии[1]. Древний, безумный…

– Слабый.

– Может быть. Но как скоро он восстановит свои силы? И я думаю, что ты ему в этом поможешь. Вас объединяет желание поглощать и уничтожать. Этот голод был с тобой еще до того, как тебя сделали таким, до того, как ты сделал себя еще хуже.

Малахия закрыл глаза.

– Многие пробудились. Маленькие bovilgy слетаются на бдение, чтобы почить смерть такого старого и могущественного существа. Их ты тоже поглотишь?

Он нахмурился, глядя на нее.

– Bòwycz?

Серефин уже не понимал, о чем идет речь.

Взгляд Пелагеи метался между Серефином и Малахией. Наконец она вздохнула.

– Расскажите мне все, что знаете о магии, какой она стала теперь – после удара и разрушения.

– Нет, – решительно сказал Серефин, в то время как Малахия заметно просветлел.

– Что ж…

– Нет, – оборвал его Серефин. – Не играй в эту игру.

Малахия бросил на него испепеляющий взгляд.

– Что-то сломалось, – сказал он, обращаясь к Пелагее. – Все взаимосвязано, да?

Ведьма слегка кивнула, и ее глаза закрылись.

– Разбито на осколки, да. Завеса разорвана. Вы ее разорвали, и теперь мы видим, как с каждой трещиной откалываются все новые куски. Как магия пробуждает тех, кто никогда не должен был возродиться. Что станет с миром, когда такая сила выльется из берегов? Сколько всего будет уничтожено, когда она расползется по миру?

Глаза Малахии сияли почти маниакальным восторгом, но все же у него хватило порядочности изобразить легкую обеспокоенность.

– Так много магии, так мало контроля. К чему это приведет? Ты – новое существо, порождение хаоса. Эта калязинская девушка – ночной кошмар, поджидающий во мраке. – Ведьма махнула рукой в сторону Серефина: – Ты тоже не смог уйти невредимым, хотя я думаю, что абсолютная божественность тебе не к лицу.

– Отлично, – пробормотал Серефин.

Он взглянул на Малахию. Маска Черного Стервятника слетела: юноша сгорбился на своем стуле, свернувшись калачиком. Бледный, маленький мальчик, которому показали, насколько он чудовищен. Серефин не был уверен, что жалость была правильной эмоцией, но в тот момент он ощутил именно ее.

– Ты говоришь, что избавился от бога, но он все еще говорит с тобой, не так ли? – спросила Пелагея, повернувшись к Серефину. Он кивнул. – Знаешь, что ты сделал? В лесу, который только забирает, забирает и забирает? В том самом лесу, где мы с вами находимся, в лесу, который наконец-то насытился, но совсем не надолго. Скоро он снова проголодается.

– Я… освободил Велеса, – ответил Серефин. Он не понимал, что это значило, и не знал ничего о калязинских богах. Ему не хотелось выпускать Велеса или Чирнога, но он не был достаточно силен, чтобы противостоять им. Он ни на что не годился. Может быть, ему не стоило возвращаться в Транавию. Его страна заслуживала более достойного правителя.