Книга Тоннель - Туве Альстердаль

Лицо Даниеля в заднем боковом окне. Кричащее слово «Полиция» на капоте, желтые и синие эмблемы. На расстоянии я не могла разобрать выражения его лица. Было ли оно испуганным, пустым, сердитым?

Должно быть, все это время он смотрел на меня и тем не менее не вышел из машины, не подошел ко мне, не обнял и не сказал: во что же мы снова вляпались, Соня.

— Я могу подойти и поговорить с ним?

— К сожалению, нет, фрау. Он отправится вместе с нами в участок.

— Зачем?

— Нам нужно задать ему вопросы, фрау. Криминалисты еще не закончили свою работу. Я советую вам переночевать где-нибудь в другом месте.

Я отступила на несколько шагов по траве назад, туда, где уже не было веревки. Это случилось чуть позже, когда я отдавала им свой чек из магазина. Автомобиль проехал между столбами ворот и медленно покатил прочь. Короткий взгляд Даниеля, словно прикосновение, настолько легкое, что даже сомневаешься в нем. Под колесами заскрипел гравий, звук постепенно удалялся, делаясь все глуше и тише.

* * *

Я заметила обращенные в мою сторону взгляды посетителей из ресторана, услышала обрывки разговоров, которые умолкли, когда я вошла.

Хозяин гостиницы протянул мне ключ, но отдавать не спешил, продолжая держать его в руке. Спросил, подойдет ли номер восемь.

— Если вы не имеете ничего против, — произнес он с оттенком сочувствия в голосе. — Боюсь, этот номер располагается слишком близко от номера той женщины.

— Так вы уже знаете, что случилось?

— Они не слишком-то многословны. — Либор пытливо глядел на меня, пытаясь хоть что-нибудь угадать по моей реакции, что дополнило бы уже известную ему информацию. С полчаса назад ему позвонили из полиции и велели не заходить в тот номер. Несчастный случай, который произошел с одним из его постояльцев, так они сказали. В ресторане об этом тоже говорили, один из посетителей видел полицейские машины, другой тот час же пустил слух — в общем, Либор понял, что все случилось возле моей усадьбы.

Просто дай мне ключ, мысленно заклинала я его, и избавь меня от этой болтовни.

— Меня устраивает, — сказала я.

— Что?

— Номер по соседству. Мне все равно.

— Ужасно, — сказал он, продолжая сжимать ключ в руке с такой силой, что было видно, как двигаются под кожей его мышцы и суставы, — что за времена пошли! Мы уже не знаем, что за люди приезжают к нам сюда, наводняют всю страну. Женщина уже нигде не может чувствовать себя в безопасности, а они все прибывают и прибывают, тесня нас, мигранты, беженцы. Но, прошу прощения, вы, кажется, знали ее? Я помню, вы с ней разговаривали.

— Не думаю, что прямо сейчас я могу об этом говорить.

— Разумеется, это такой шок. — Либор заговорщицки понизил голос и бросил быстрый взгляд в обеденный зал, где несколько посетителей разразились криками по поводу то ли забитого, то ли пропущенного мяча — на большом экране транслировался футбольный матч. — Я только хочу, чтобы вы знали. Если услышите в номере семь что-нибудь подозрительное, не пугайтесь.

— Спасибо.

— Ведь они скорее всего предпримут расследование. Пусть даже это и несчастный случай. — Последние два слова он выделил, словно давая мне понять, что не поверил словам полиции. — Так что, если что-то услышите, значит, так оно и есть. Я только это хотел сказать.

— Все в порядке, — сказала я, чувствуя себя далеко не в порядке. — Я не верю в привидения.

Наконец он опустил ключ в мою ладонь. Два лестничных марша наверх. Сумка с вещами показалась мне куда тяжелее, чем раньше, хотя содержимое было таким же. Они не позволили мне зайти в дом, даже чтобы взять чистую одежду.

Я бросила сумку на пол и распахнула настежь окно. Номер на двоих. Скорее всего, это только вопрос времени, когда они отпустят Даниеля, но вернуться в усадьбу на ночь мы уже точно не сможем, даже если бы захотели.

Анна Джонс была права. Здешние номера вполне приличные. Я села на широкую кровать, она оказалась жесткой. Подушки и покрывало белых и светло-коричневых тонов, ночник в виде имитации крохотной хрустальной люстры. Ковер в светло-синих разводах. На стене над письменным столом картина «Врата Богемии» — огромная скала из песчаника, принявшая форму моста[17], я читала, что здесь проходили съемки одной из сцен фильма «Хроники Нарнии». Шторы были двойными, плотными и хорошо задергивались на тот случай, если не хочешь никого видеть или чтобы видели тебя. С такими шторами можно было вообще спать не просыпаясь, даже после восхода солнца.

Когда я подняла трубку гостиничного телефона, раздался щелчок и пошел длинный гудок. Реликт из прошлого века, бежевый и громоздкий, с потертыми цифрами на кнопках. Где-то из глубин памяти всплыло, что для того, чтобы набрать город, надо нажать на ноль. Это сработало, в трубке зазвучал другой, более громкий тон.

Полиция забрала мой мобильный телефон. Сотрудники вежливо попросили меня передать его им, чтобы они смогли сопоставить звонки с моим рассказом. Ну и, конечно же, посмотреть, где я была, ведь телефон собирал информацию и засекал мои следы, это был шпион, который отслеживал каждый мой шаг. Сообщения от Поля я стерла еще утром, как всегда это делала. И когда я подумала об этом, мне стало даже стыдно за то облегчение, которое я испытала.

Сейчас я не могу ответить на ваш звонок.

Голос Даниеля на автоответчике, такой же, как и всегда, словно он только ненадолго вышел на пробежку по окрестностям и скоро вернется. Я сказала, где нахожусь, и сообщила телефон гостиницы, чтобы он смог до меня дозвониться. Люблю, целую, скоро увидимся.

По крайней мере, они оставили мне мой ноутбук. Я запихнула его в сумку с вещами прежде, чем отправиться в Прагу, возможно, из-за опасения, что Даниель вздумает заглянуть в него в мое отсутствие. И обнаружит нечто, что предназначается только мне. Мои записи. Черновики писем или незаконченные стихотворения. Разрозненные чувства, которые я пыталась сформулировать.

Я открыла крышку ноутбука. На письменном столе под страной Нарнией. Вдох через нос, выдох через рот.

Дети. Нужно связаться с детьми.

Позвонить им я не могла, не хотела слышать, как меркнет радость в их голосах, не хотела, чтобы они переживали за меня.

…Это Даниель ее обнаружил. Сейчас он в полиции, но не волнуйтесь — на самом деле ничего страшного не произошло.

Я стерла текст и начала заново.

Надо конкретнее, подумала я, без преувеличений и попыток смягчить случившееся. Мю всегда отметает подобный мусор и глядит в самый корень. Я напишу ей: «Не волнуйся», а она ответит: «О чем теперь я должна волноваться?» Она больше всех торопилась уехать и покинула нас за год до отъезда Элмера, хотя и была младше брата. И тем не менее она разозлилась, когда мы продали наш дом.