Книга Отравленный трон - Селин Кирнан

— Нутром чую заговор, — сказал Кристофер, возясь с вещами на столе. — И чем скорее мы поднимем этого парня на ноги и вытянем из него правду, тем скорее получим хоть какие-нибудь ответы.

При этих словах глаза Рази сощурились в улыбке, и он насмешливо покосился на Кристофера:

— Если бы кто-то не избил его до полусмерти, мы бы могли уже сейчас их получить.

В ответ Кристофер вытащил из миски с водой устрашающего вида кривую иглу и вдел в нее прокипяченную шелковинку.

Рази отвернулся и застонал.

Винтер похлопала его по руке:

— Но где же Альберон, Рази? Он мертв? — Вот она и сказала это, и при этих словах сердце ее переполнилось смертью и горем. — Он наверняка мертв, Рази. Иначе зачем Джонатону было так поступать? И почему он не хочет сказать, что с ним случилось? Ведь Джонатон обожает Альби, просто обожает?

Рази поглядел на нее, все еще отворачиваясь от иглы, и взял ее за руку. При этом освещении его глаза казались совсем черными — колодцы жидкой тьмы.

— Отец говорит о mortuus in vita. Он уже обо всем распорядился.

Глаза Винтер расширились. Неужели это никогда не кончится? Разве этот кошмар не может просто кончиться прямо сейчас, чтобы она проснулась утром теплого летнего дня, у ручейка, с полной корзиной форели, с удочкой, и чтобы Рази с Альби снова шли к ней по лужайке? Неужели это не может случиться?

Дрогнувшим голосом она повторила страшные слова: mortuus in vita — неужели король объявил Альберона мертвым при жизни? Тогда все будет так, как будто его никогда и на свете не было. Даже если ее дорогой друг все же был жив, он с таким же успехом мог стать призраком, потому что, будучи объявлен mortuus, Альберон уже не был принцем, он не был даже человеком. Его просто не существовало.

— Рази. Он не мог… что могло его заставить?.. Он не может!

— Может, и собирается, — отрывисто сказал Кристофер, сжимая в руках иглу. — А Рази собирается его остановить. Теперь отпусти ее руку, Рази, а то ты ее сломаешь, когда я начну шить.

Когда Кристофер закончил, Рази дрожал, весь в поту, а Винтер бесшумно плакала, держа его сзади за плечи.

— Теперь все. Он закончил… — шептала она ему на ухо, а влажные от пота кудри касались ее щеки.

Кристофер заглянул другу в глаза, нагнув бутылку над страшной воспаленной раной. Он ждал, чтобы Рази восстановил самообладание. Наконец Рази поднял на него взгляд, еще крепче ухватился за ручку кресла, сдвинул колени и коротко кивнул. Винтер тяжело навалилась на плечи Рази, а Кристофер вылил оставшуюся жидкость на рану, дезинфицируя ее и растворяя запекшуюся кровь в шипучей, острю пахнущей жидкости.

Рази заглушил свои крик, уткнувшись в плечо Винтер, стуча каблуками по полу и вонзив ногти в дерево. Кристофер спокойно положил на рану слой чистых бинтов и начал накладывать на плечо друга чистую перевязку.

Когда все было закончено, Винтер закутала Рази в плащ, опустилась на колени у его кресла и обняла его, уткнувшись головой ему в шею, а он положил подбородок ей на руку. Он был весь в поту и дрожал. Оба они молчали.

Кристофер поднялся на ноги, аккуратно собрав в охапку все свои инструменты и многочисленные кровавые бинты.

— Я скоро вернусь, — тихо сказал он и бесшумно ушел через тайную дверь.

Через некоторое время Рази пошевелился, чуть отстранился и похлопал Винтер по плечу:

— Мне пора, Вин. Нам еще столько нужно сделать.

— Куда это тебе пора? Рази?..

Но он уже поднимался на ноги, отталкиваясь от подлокотников дрожащими руками.

— Мне нужно допросить того типа, который нанес мне удар… нужно самому услышать, что он скажет.

Винтер это понимала. Она понимала, какую власть дает знание и одобряла мудрость Рази. Однако его шатало, он моргал опухшими, покрасневшими глазами, его голое тело поблескивало от холодного пота. Она приложила руку к его груди и воззвала к нему как к врачу.

— Послушай, Рази, тебе надо обсохнуть, пусть твое тело успокоится, оденься потеплее. Если ты спустишься в темницу в таком состоянии, то к утру подхватишь пневмонию. И где тогда будет Альберон?

Он помешкал секунду, кивнул и снова сел. Она сунула ему кружку еще теплого молока и тарелку с тостами.

— Я скажу Кристоферу, чтобы принес тебе сухой одежды, — прошептала она и скользнула в пыльную темноту скрытого хода.

— Кристофер? — Она осторожно кралась по темной внутренней стороне анфилады комнат. Здесь пахло мужчиной, все казалось неопрятным и загроможденным. Повсюду разбросаны книги и кучи вещей. Она улыбнулась — уж таков он был, Рази. Такими она помнила его комнаты все эти годы.

Она вошла в его дверь — в комнату, где царил такой беспорядок.

— Кристофер? — снова прошептала она, стараясь, чтобы не услышала стража в зале. Она прокралась к следующей двери, наверняка здесь комната Кристофера, тихая и пустая, разве что сундук с одеждой стоит в углу, и все на своих местах.

Она услышала тихий шорох в приемной и пошла к двери, остановившись на ходу, чтобы осмотреться в полумраке. Несмотря на жару, в камине горел огонь. Его, очевидно, зажгли, чтобы прокипятить оборудование, и действительно, над ним сейчас висел небольшой котел, в недрах которого побулькивали миски, ножницы и другие принадлежности ремесла Рази. Аккуратно сложенная пачка окровавленных бинтов лежала у очага, смятая рубашка Рази валялась рядом с ними.

Кристофер стоял у окна к ней спиной, залитый голубым светом луны. Он не обернулся, а когда ответил ей, голос его звучал хрипло. Ему пришлось прокашляться, чтобы выдавить из себя слова:

— Он меня зовет?

— Нет. Я его уговорила немного отдохнуть. Сказала, что принесу ему чистой одежды, ведь его вещи все мокрые.

Кристофер кивнул:

— Я сейчас принесу.

Она направилась прочь, но все же остановилась. Он выглядел здесь таким одиноким.

— Кристофер… — начала она, но не могла больше ничего придумать. Он не обернулся, а так и стоял, глядя в окно, и она не знала, как утешить его. Винтер вернулась к Рази и увидела, что тот спит за столом с недоеденным куском хлеба в руке.

Пытка

Винтер стояла в кухне ее старого домика. Косые лучи солнца проникали через полузакрытые ставни и освещали вазу с белыми маками на дочиста оттертом столе. Ей было очень страшно. Сердце так и колотилось в груди, в глазах мутилось.

Во дворе убивали ее кошек. Она слышала, как они кричат и зовут друг друга в боли и страхе. Она не хотела этого видеть, но ничего не могла поделать — только протянула руку и захлопнула ставню.

Поперек двора натянули бельевые веревки — от конька крыши до мастерской, через крышу конюшни. Кошек повесили за шею, они болтались черными силуэтами на фоне раскаленного добела неба, веревки дергались и качались под их весом. Кошек были десятки, они медленно умирали — били хвостами, царапали воздух лапами, рты их были открыты, розовые язычки и острые зубки сверкали на распухших мордочках.