Книга Под колесами - звезды - Алексей Евтушенко

– Я – Анюта.

– Какая… Какая Анюта?

– Хорошая, надеюсь, – рассмеялся голос. – Или ты считаешь по другому?

– Я?!

– А кто же. Конечно, ты. Ты ведь меня Анютой назвал. Вообще-то меня зовут по-другому. Но я, так и быть, согласна на Анюту. Хорошее имя. Ничем не хуже прочих. Кстати, почему Анюта? У тебя была девушка с таким именем?

– Нет… – растерянно ответил Егор и неожиданно для себя добавил. – Наверное, я просто всегда хотел, чтобы у меня была девушка с таким именем.

– Вон оно что! – опять весело рассмеялся голос. – Значит, твоя мечта сбылась!

– Какая же ты девушка? – Егор, наконец-то, почувствовал, что начинает приходить в себя. – У девушек бывают ноги, а у тебя эти… колеса.

– Что, разве плохие колеса? – деланно обиделся голос.

– Колеса замечательные, лучше просто не бывает, но это колеса, а не ноги.

– А в чём разница? Ведь и то, и другое, насколько я понимаю, служит для передвижения в пространстве.

Егор задумался. Как объяснить… неизвестно даже кому разницу между женскими ногами и колёсами?

Женские ноги, женские ножки – сказка, поэма и сладкая мечта одновременно, а колёса… Вероятно и они могут быть для кого-то и сказкой, и поэмой, и сладкой мечтой. Но таких, совсем «повёрнутых», даже среди заядлых автомобилистов крайне мало. А женские ноги, они для всех…

Вот, к примеру, идёте вы, юноша, молодой человек или зрелый уже мужчина, по улице родного города (лучше, конечно, если это южный город, но на худой конец сойдёт и любой другой). А может быть даже и не родного, а просто города, в котором прожили вы много лет, и всё вам тут близко и знакомо. Именно по этой причине вы мало обращаете внимания на красоты архитектуры и прочие достопримечательности, зато на всё остальное…

Лето.

Грядущие вам навстречу или идущие впереди вас девушки и женщины соблазнительно легко одеты.

Нахальный ветерок делает вид, что вот прямо сейчас взметнёт чьё-то платье и превратит его владелицу в Мерилин Монро – ту самую Мерилин со знаменитого на весь мир снимка.

Каблучки – тук, тук-тук… мелькают изящные, коленки, загорелые, округлые, умопомрачительной формы икры, нежные тонкие лодыжки.

Крутые бёдра неудержимо притягивают взор.

Там – тайна всех тайн и загадка всех загадок.

И пусть икры иногда попадаются слишком худые, а бёдра вялые и оплывшие. Пусть коленки выпирают, а сами ноги кривоваты и не имеют нужных пропорций между своими частями и по отношению к остальному телу в целом – не беда! Ведь это женские ноги. И в них, не самых совершенных, коротковатых и уже не очень молодых можно и нужно уметь видеть свою, только данным конкретным ногам присущую красоту и сексуальную притягательность!

Разумеется, мы ещё обязательно поднимем глаза выше и оценим стан, живот, грудь, руки, плечи и шею, мы вглядимся в лицо, посмотрим на волосы и уши, окинем последним взглядом фигуру в целом и подумаем: «Хороша!». Или не подумаем. Но всё-таки обернёмся вслед и опять посмотрим именно на ноги. Да, некрасивое и какое-то угрюмое лицо, вислая грудь, и живот, прямо скажем, мог бы быть и поменьше, но вот ноги… Ах, господа, вы только поглядите, какие ноги!

Егор очнулся.

– Ноги… они живые, – озвучил он созревшую мысль и тут же понял, что никакая это не мысль, а самая что ни на есть откровенная глупость.

– Спасибо, – обиделся голос и пропал.

Егор посидел ещё некоторое время в машине, без особой нужды покрутил верньер настройки приёмника (радио заработало в обычном режиме), выкурил, не ощутив вкуса, сигарету, несколько раз длинно и тоскливо вздохнул и полез наружу.

Небо очистилось от облаков и туч, и воздух заметно посвежел.

– Только сон приблизит нас к увольнению в запас, – высказался вслух Егор, окинул взглядом крупные влажные звёзды и поплёлся в дом.

Утром Анюта не завелась.

Напрасно Егор в течение минут, как минимум, пяти терзал стартёр – двигатель отказывался работать напрочь.

К хорошему привыкаешь сразу, а к плохому – постепенно – эта истина общеизвестна. Случись подобное ещё неделю назад, Егор Хорунжий проверил бы наличие бензина в баке, свечи, возможно, карбюратор и бензонасос и, в случае неудачи, пожал бы плечами и отправился по своим делам на общественном транспорте. Но за последние несколько дней он настолько свыкся с абсолютной надёжностью и безотказностью своего автомобиля, так уверовал в его сверхъестественные качества, что теперь каприз Анюты воспринял чуть ли не как личную обиду.

Делать, однако, было нечего, – машина не отзывалась не только на нервные, а также бережные, спокойные, ласковые и даже страстные повороты ключа в замке зажигания, но и на словесные обращения-просьбы типа: «Анюта, кончай дурить, ехать надо.» Поразмышляв, Егор даже неуверенно попросил извинения за вчерашнее, оправдываясь тем, что так до сих пор по тупости своей и не понимает с чем или с кем имеет дело.

Судя по тому, что и после этого двигатель остался глух и нем, извинения приняты не были.

Егор почесал в затылке, в сотый раз тяжело вздохнул, запер машину, проверил наличие в карманах денег и сигарет и вышел за ворота.

До остановки троллейбуса и трамвая было минут пять ходьбы, и он уже свернул со своей улице направо к трассе, когда его зычно окликнули:

– Эй, сосед!

Егор повернул голову.

На противоположной стороне перекрёстка, монументально попирая ногами земную твердь и призывно махая рукой, стоял цыган Юра, сосед Егора по улице.

Несмотря на то, что утро выдалось довольно жарким, Юра был облачён в плотные чёрные джинсы, красно-фиолетовую, туго обтягивающую его внушительный живот, шёлковую рубаху и опять же чёрный пиджак. На ногах у Юры красовались новенькие итальянские туфли с блестящими пряжками, на среднем пальце левой руки плотно сидел массивный золотой перстень, а белые, без единого изъяна Юрины зубы, обнажённые в улыбке, расшвыривали во все стороны света ослепительные солнечные зайчики. Впрочем, один зуб, верхний передний, был всё-таки золотой, что с одной стороны портило Юрину улыбку, но с другой, видимо, придавало ей необходимый цыганский шик.

Егор удивился.

С Юрой он был знаком лет, наверное, пять – с тех пор, как тот купил две саманные развалюхи с участками на улице «Парижской коммуны» в соседнем квартале, быстренько их снёс, объединил участки в один и начал строить себе, как и положено, настоящий цыганский дворец.

«Дворцов» таких за последние годы выросло в городе довольно много. Громадные, в три, а то и четыре этажа (считая цокольный), смешные и страшные в своей нелепой роскоши, красного, так называемого «итальянского» кирпича, они высовывались напоказ из-за глухих, кирпичных же заборов со всеми своими арочными окнами и порталами, сверкали жестью крыш и водосточных труб, как бы говоря прохожим: «А вот мы какие!» Прохожие, обладающие хоть каким-то вкусом (таких всегда мало в любом городе мира) плевались или пожимали плечами и шли себе дальше. Прочие же обыватели останавливались, разглядывали очередное краснокирпичное и громоздкое чудо-юдо, вздыхали и прикидывали, что бы построили они сами, будь у них такие деньги. Егор иногда от души радовался тому, что у большинства его земляков и остальных граждан необъятной родины таких денег никогда не будет, а то бы они, пожалуй, понастроили…