Книга Драконий берег - Карина Демина

— А ребенок?

— Он же ж мелкий, придавила насмерть.

Ника стало жаль.

Того неловкого паренька, который смотрел так, будто заранее признавал себя виновным во всем, что происходит вокруг.

— Ее мамаша кричала, что это все Ник виноватый, что он недоглядел, что дружок ему важнее жены был, да только… наши все знают, что это с горя. Небось, он-то все сделал. Няньки были, и сиделка, и служанки. Зои их выставила. Сама. И вниз сама поперлась посреди ночи. И дитё прихватила. На кой, спрашивается?

И вправду.

На кой?

Что это? Послеродовое безумие, которое приключается со всеми, или часть чьего-то плана?

— И… как оно?

Осторожный вопрос. Но его ждут, и Томас соответствует чужим ожиданиям.

— Так… младенчик-то все. Много ль ему надо? Похоронили его тут же. А Зои в Тампеску отправили, Ник вертолета вызвал. И там, почитай, мало что больницу не прикупил, да только и деньги не все могут.

— Она ничего не сказала?

— Так… чтоб могла говорить, так сказала б. А то ж бревно бревном. Другой кто давно бы уже родителям отправил. А Ник, он ведь Эшби, — это миссис Гольстром произнесла с немалой гордостью, будто бы имелась некая тайная заслуга в том, чтоб быть Эшби. — Как выписали, так сиделок нанял. Привез из Тампески, они теперь при доме живут неотлучно, по сменам работают. Сколько им платит? Немало, видать… матушка Зои за ними приглядывает. Теперь. Сперва-то дочку себе забрать все хотела, да поняла, что не вытянет. Ее ж там и кормить с ложечки, и ворочать, и эти… как его… массажи, вот. А еще Ник то и дело возит, то в Тампеску, то еще куда… вроде как санатории.

Интересно.

И странно? Или нет? Томас отвернулся к стене, по которой медленно полз таракан. Крупный, черный с длинными усами, он замер ненадолго, чтобы исчезнуть в ближайшей щели. Надо думать, был он не единственным постояльцем мотеля.

— Так что… вот оно как…

…а с Ником встретиться определенно надо. Если он нашел машину, то… может, что-то видел?

Или нашел, поскольку точно знал, что искать?

В окнах дома горел свет.

Я выбралась из машины. А нож сам собой скользнул в руку, впрочем, тотчас исчез в рукаве: не заметить розовый «Купер» матушки было невозможно.

Интересно, какого черта…

Пахло свежим хлебом.

— Дорогая, — матушка поправила цветастое покрывало, — ты слишком много работаешь.

— Привет.

— Добрый вечер, — она разглаживала несуществующие складочки и выглядела до отвращения заботливой. — Иди мой руки, давно пора ужинать. Я взяла на себя труд заехать…

Руки я мыла, пытаясь понять, что же ей на самом деле надо.

А ведь надо, иначе не пришла бы.

И эта уборка… я бы и сама справилась. Когда-нибудь. Паутина в углах, если подумать, мне вовсе не мешала.

— …я слышала, тебя повысили.

— Да.

— Садись, — она подала миску с горячей кашей и хлеб.

А я… я взяла.

И почему-то подумалось, что так она встречала отца, когда тот еще работал. А после подавала еду Вихо. Мое же место было на кухне.

Матушка устроилась напротив, подперев щеку ладонью. И узкие глаза ее стали еще уже, а на губах застыла улыбка.

— Что тебе нужно? — я едва не подавилась этой треклятой кашей.

— Дорогая?

— Не стоит, мама. Ты… сколько лет ты сюда не заглядывала? И не заглядывала бы еще столько же, если бы не нужда. Вот мне и интересно, что тебе на самом деле понадобилось? Настолько, что ты… — я сунула ложку каши в рот и заставила себя проглотить ее. — Мы никогда не были особо близки.

— Потому что ты этого не желала.

Она встала и вышла, чтобы вернуться с высоким стаканом и молочником. Чистым, мать его, молочником.

— Ты всегда отличалась неженским упрямством. И нежеланием понимать, какая роль отведена нам Господом…

— И это тоже не стоит, — молоко я любила.

Вот такое, чтобы холодное, просто ледяное. И в высоком стакане, и с хлебом, а тот солью посыпать густо-густо.

— Мне сказали, что ты гуляла с этим… наглецом, — мягкий упрек.

И матушка присаживается.

В своем костюме фиалкового цвета она смотрится чуждо. Такой женщине не место в полузаброшенной хижине на краю полузабытого города.

— Нельзя?

— Разве тебе что-то запретишь?

Наверное, нет.

Или да? Может, я стала чуть взрослее и чуть умнее? Может, я бы прислушалась к совету, если бы кто-нибудь удосужился его дать.

— Но меня интересует, о чем вы говорили.

— О драконах.

— И только?

— И только.

— А…

— Он не из болтливых.

— Или ты не проявила должного усердия, — вот теперь матушка поджала губы. — В тебе никогда не доставало деликатности.

Это да, чистая правда. Деликатности во мне было не больше, чем изящества в старом седле Дерри.

— А почему ты отказалась давать кровь?

Матушка пожала плечами.

Отвечать не будет.

— Ты ведь дала?

— Да.

— Им этого хватит.

Хватит. Наверное. То есть, Томас уверен, что хватит.

— Результат будет через пару дней.

Кивок.

— Но мы ведь знаем, что это он? — я смотрела на матушку, а та отвернулась, зацепившись взглядом за лоскут паутины. И как он уцелел при внезапной этой уборке? Почему уцелел? И теперь она разглядывала этот несчастный серый хвост, будто в нем сосредоточилось все зло этого мира.

— Мы ничего не знаем, Уна, — матушка поднялась.

Стук ее каблуков отбивался в моей голове, порождая ноющую боль. Изящные пальчики обхватили рукоять метлы.

— И мы ни в чем не можем быть уверены…

Она смахнула несчастный клок.

— Но я буду несказанно благодарна тебе, если ты проявишь немного… простого женского внимания. А заодно узнаешь, что именно они ищут.

Матушка обошла стол и, наклонившись, коснулась губами моей щеки.

— Зачем?

— Затем, что память иногда лжет. А прошлому следует остаться в прошлом. Но ты кушай, дорогая. Ты совсем похудела, а женщине нужны формы…

Метла отправилась в угол.

А матушка вытерла пальцы батистовым платком.

— Может, ко мне переедешь?

Я покачала головой. Во-первых, мы точно не уживемся. А во-вторых… во-вторых, как бросить дом? И триста тысяч долларов?