Книга Войны Миллигана - Дэниел Киз

А доктор Линднер стал для него своего рода заменой ужасного отчима, Чалмера Миллигана.

Учитель испытывал странное удовлетворение от того, что персонал и администрация были уверены в своей победе. Теперь они потеряют бдительность и начнут совершать промахи. Он не покажет, кто он на самом деле, он будет молча наблюдать, разрабатывая план и манипулируя. Раз он так мыслит, значит, не сдался. План состоял в том, чтобы выкарабкаться из этой ямы. Надежда выжить еще теплилась в каждой из его личностей, и теперь они соединились, чтобы придать силу единому целому.

Это не конец. У него есть будущее – такое, каким он его сделает.

В сознании горела дата – четырнадцатое апреля тысяча девятьсот восьмидесятого года, когда по закону у него было право на следующее судебное слушание. Если они не докажут, что он опасен для себя и окружающих, им придется отправить его в заведение с более мягким режимом, которое отвечает требованиям его заболевания, или же отпустить домой.

Он знал, что есть люди, которые всеми силами пытаются этого не допустить.

Упекли его сюда – в ад из адов, – чтобы окончательно убить волю к жизни.

Он приготовит им сюрприз.

Только надо соблюдать осторожность. Чтобы поразить эту махину тайным оружием в самое сердце, злость и желание отомстить должны подчиниться логике. Предстоит иметь дело не только с санитарами, но и администрацией. А также политиками, которые двигают пешками. Что ж, значит, он тот самый политический заключенный, который станет большущей занозой в боку Департамента психиатрии.

Ядовитой занозой.

Глава десятая

Шпион

1

Хотя у Лимы была обширная история нарушения прав пациентов, периодические расследования редко приводили к каким-то результатам. Двадцать восьмого февраля тысяча девятьсот восьмидесятого года, почти через два месяца после того, как с персонала были сняты обвинения в избиении Миллигана, губернатор Джеймс Роудс распорядился, чтобы полиция Огайо начала расследование «жалоб на жестокое обращение с пациентами и контрабанду наркотиков и оружия в госпитале Лимы».

На следующий день газета «Колумбус диспэтч» писала:

По заявлению представителя [телевизионного] канала, за прошедшие четыре месяца журналисты выяснили, что в стенах больницы доступна марихуана и что по крайней мере однажды пациенту был пронесен извне нож при полном бездействии со стороны охраны, а также что в госпитале зафиксированы случаи сексуального насилия.

Администрация, озабоченная утечкой информации в СМИ, пресекла любые попытки коммуникации между пациентами и внешним миром. Было спущено указание, что за Миллиганом нужно непрерывно следить и принимать все меры, чтобы предотвратить его контакты с журналистами.

Запертый в камере по двадцать два часа в сутки, без пищи для ума, без стимуляции чувств, Учитель терял сосредоточенность. Он попробовал отжиматься, выдержал четыре раза и рухнул без сил. Руки дрожали от напряжения. Лежа ничком и тяжело дыша, он смотрел на паутину грязных трещин на бетонном полу и таракана, который, как шарик в пинболе, наскакивал на стену, ища, в какую щель забиться.

Учитель встал. Слишком быстро – в глазах потемнело. Постепенно голова прояснилась. На мгновение возникло чувство, что он вот-вот рассыплется на двадцать три личности. Он быстро воспользовался системой погружения в транс для контроля за сплавлением, которой обучил его доктор Кол. Но надо быть предельно осторожным – если надолго уйти из реального мира, можно и не вернуться.

Он ненавидел окружающую действительность, и в то же время его чувства громко заявляли о своем существовании. Колотящееся сердце было слышно так же, как и дыхание. Кровь, несущаяся по каждой вене, артерии, сухожилию и мышце, давала ощущение целостности.

Нужно оставаться сплавленным, ибо только Учитель может сознательно манипулировать марионетками из теней, использовать все их таланты, не теряя себя, и в конце концов показать судье Кинуорти, что́ с ним делают врачи. А для этого надо найти способ избегать психотропных лекарств, которые помогают шизофреникам, но приводят к расщеплению личностей у «множественников».

Он увеличил время вне камеры до восьми часов в сутки. Одно и то же, изо дня в день. Теперь у него было столько информации, что впору записывать. Новые правила отделения разрешали пользоваться карандашом всего несколько минут в день, но попроси он даже такую малость, сразу бы себя выдал.

В конце концов он приловчился вытягивать нити из простыни (смачивая ее водой из унитаза) и складывать из них слова, пряча под железной койкой. Высыхая, нить держала форму. Ненадежно, но послужит памяти, пока он не раздобудет карандаш и бумагу и не найдет способ переправлять записки писателю.

Всем своим существом – душой, умом и телом – ощущая себя узником, он порой хотел покинуть жуткую реальность, оставить ее кому-то из тех, других, но знал, что на этот раз не имеет права на слабость.

В камере, когда никто его не видел, он довел количество отжиманий до двадцати пяти за раз. Его тело окрепло. Легкие очистились, бицепсы затвердели. Он прорабатывал каждую мышцу. Сотни подходов по пятьсот прыжков ноги вместе – ноги врозь. С момента перевода из Афин он еще никогда не был в такой хорошей физической форме. А что разум? Это заведение пыталось его уничтожить. Он изголодался по человеческому общению. Отчаянно хотелось сесть с кем-нибудь рядом и поболтать от души.

Однажды вечером Учитель с изумлением увидел, как в помещение входит старший по отделению Льюис и садится за центральный стол, чтобы поставить галочки в списке быдла. Оставалось лишь предполагать, что его перевели сюда, в этот строгий блок, из-за неприятностей, в которые он попал, избив дэнни электрическим шнуром. Первый, полный ненависти взгляд Льюиса давал основания полагать, что он помышляет о мести, но, когда ненависть сменилась презрительной ухмылкой, Учитель понял, что Льюис рад видеть его небритым, с кровоподтеками вокруг глаз, превращенным в зомбированную ничтожность.

Льюиса он оставит рейджену.

Радио на полке за спиной Льюиса объявило, что журнал «Тайм» назвал аятоллу Хомейни человеком года.

ББУ, номер первый, крикнул:

– Встать!

Жуя табак и причмокивая, он помахивал согнутым в петлю бритвенным ремнем. Щелкнул им, как охотничьей плетью, и одурманенные препаратами пациенты как один встали и принялись бесцельно бродить по комнате. Сигнал к принятию лекарств заставил Учителя внутренне сжаться. Он вспомнил, как артур говорил томми, что важно проверить свою ловкость и попытаться избежать лекарств. Это приведет его в форму, снова сделает умным и находчивым, как багдадский вор, чтобы можно было раздобыть бумагу и ручку. Нити для письма заканчиваются, сосознания из-за лекарств остается очень мало, кому-то надо все это записать, чтобы нити можно было смочить и снова использовать в чрезвычайных ситуациях, когда письменные принадлежности недоступны.