Книга Тринадцать шагов вниз - Рут Ренделл

Календарь 1953 года она нашла и держала в гостиной по понятным причинам. В нем были отмечены все дни, по которым она пила чай со Стивеном Ривзом. Она случайно натолкнулась на календарь год назад, когда искала письмо из муниципального управления, в котором сообщалось, что пенсионеры должны платить двести фунтов за отопление. И там, рядом с письмом, лежал календарь. Один только вид его заставил трепетать ее сердце. Конечно, она не забыла ни одной минуты, проведенной со Стивеном, но фраза, написанная от руки: «Доктор Ривз приходил на чай», — каким-то образом подтверждала это, делала реальным. Впрочем, не могла же она это выдумать. В февральскую среду Гвендолин написала: «Жаль, что нет Берты или кого-то еще, кто принес бы нам чай».

Тихая, обособленная жизнь Гвендолин, настолько гладкая, насколько возможно, была практически лишена радостей. Об этом она время от времени размышляла, но главным потрясением был ее визит к Кристи. Это тоже произошло больше пятидесяти лет назад, ей тогда было около тридцати. Служанка, приносившая наверх горячую воду и, естественно, иногда выносившая ночные горшки, пробыла у них два года. Ей было семнадцать, звали ее Берта. Больше ничего Гвендолин о ней не помнила или даже не знала. Профессор не интересовался людьми, а миссис Чосер была слишком занята работой в святой католической церкви, чтобы заниматься проблемами прислуги, но Гвендолин заметила изменения в фигуре служанки. Она проводила с ней больше времени, чем другие обитатели дома.

— Ты становишься тучной, Берта, — сказала Гвендолин, употребив любимое слово Чосеров. Она была слишком невинной, чтобы понимать, что происходит на самом деле, и когда Берта во всем призналась, у нее случился шок. — Но… не может быть, Берта. Тебе только семнадцать, и ты не можешь… — Гвендолин не сумела заставить себя закончить предложение.

— Если на то пошло, мисс, я могла бы с одиннадцати лет, но этого не случилось, а теперь вот… Вы же не скажете об этом хозяйке или вашему отцу?

Гвендолин дала обещание с легкостью. Она скорее умерла бы, чем заговорила с профессором о таких вещах. Что же касается матери, то она не могла забыть, как однажды, стыдясь, прошептала, что какой-то пожилой мужчина показал ей свое хозяйство. Мать запретила ей произносить подобные слова и велела вымыть рот с мылом.

— Что ты будешь делать с ребенком?

— Ребенка не будет, мисс. У меня есть имя и адрес человека, который избавит меня от него.

Гвендолин жила среди людей, которые не произносили вслух подобного, и раскаивалась, что спросила у Берты, почему та поправляется. Ей не приходило в голову пожалеть эту юную девушку, которая работала на них по десять часов в день за мизерную плату и выполняла все их прихоти. Ей не приходило в голову поставить себя на место Берты и представить, каково будет матери-одиночке, или с ужасом смотреть, как растет живот, и понимать, что скоро обман выплывет наружу. Ей было против воли любопытно, но и страшно быть замешанной в такой истории.

— Значит, с тобой все будет в порядке, — весело произнесла она.

— Можно попросить вас кое о чем?

— Конечно, — улыбнулась Гвендолин.

— Когда я пойду туда, вы не могли бы сопровождать меня?

Гвендолин сочла это дерзостью. Ей внушили, что прислуга и прочие представители «низшего класса» должны относиться к ней с почтением. Но ее стыд и страх перед вещами, с которыми не приходилось сталкиваться, был вполне преодолим. Любопытство было внове для нее, но оно проникло в ее разум и не давало покоя. Появилась возможность узнать побольше об этой маленькой неизведанной стране. Вместо того чтобы резко поставить Берту на место, она кротко, но с колотящимся сердцем произнесла:

— Да, если хочешь.

Улица была обшарпанной. В конце ее возвышался старый дымоход литейной фабрики, неподалеку проходила линия надземки. Человек, к которому они пришли, жил в доме номер десять. Там воняло и было грязно. На кухне стояли два стола. Кристи было лет сорок-пятьдесят. Высокий, стройный мужчина с острым носом, толстыми очками. Приход Гвендолин, казалось, его встревожил. Позже она поняла почему. Он не хотел, чтобы кто-нибудь знал о визите Берты. Она отказалась присесть. Берта села на один из стульев, а Кристи на другой. Возможно, Гвендолин не понравилась ему или он привык иметь дело со своими клиентками тет-а-тет, но он сразу же сказал, что предпочел бы увидеться с Бертой наедине. Если Берта захочет, при встрече сможет присутствовать его жена. Гвендолин никогда не видела его жену и ничего о ней не слышала. Кристи сказал, что сейчас они просто назначат время для осмотра и «лечения», но мисс Чосер придется уйти. Все, что происходит между ним и пациентом, исключительно конфиденциально.

— Я недолго, мисс, — сказала Берта. — Подождите меня на улице, я приду через несколько минут.

Еще одна дерзость, но Гвендолин осталась ждать.

Прохожие глазели на ее аккуратно накрашенное лицо, накрученные локоны и длинное голубое платье, обтягивающее фигуру. Какой-то мужчина свистнул ей, и Гвендолин вспыхнула. Но тут вернулась Берта. Она отсутствовала по меньшей мере десять минут. Встреча была назначена на следующий выходной Берты, через неделю.

— Я никому не скажу, мисс, и вы не говорите.

Но Кристи напугал ее. Миссис Кристи не было, но он позволил себе лишнего. Попросил ее открыть рот, засунул туда зеркальце и велел поднять юбку до середины бедер.

— Придется вернуться сюда, мисс. Я не могу родить ребенка, пока не выйду замуж.

Гвендолин почувствовала, что просто обязана спросить об отце ребенка, кто он и где он, знает ли он о ребенке и есть ли шанс, что он женится на Берте. Но это было слишком противно. Дома, в тихой уютной обстановке, усевшись на диване, она дочитала Пруста до седьмой главы. У Пруста никто не рожал детей. Она снова вернулась в свой мир, в свой кокон.

Берта больше не ходила к Кристи. Она слишком испугалась. Когда Гвендолин прочитала в газетах об убийствах молодых женщин, приходивших к Кристи на аборт или для лечения простуды, был 1953 год, и Берта давно ушла. Она ушла еще до рождения ребенка, вышла за кого-то замуж, но был ли это отец ребенка, Гвендолин не знала. Все это было мерзко. Но она не забыла свой визит на Риллингтон-плейс. Ведь Берта могла стать одной из тех женщин, похороненных в саду или спрятанных в сарае.

Берта. Она не вспоминала о ней долгие годы. К Кристи они ходили за три или четыре года до его разоблачения и казни. Это не стоило того, чтобы тратить время и искать календарь за 1949 год, но на что еще ей тратить время? Читать, конечно же. Она давно закончила «Миддлмарч», перечитала «Французскую революцию» Карлайла и дочитала несколько работ Арнольда Беннетта, несмотря на то что считала их слишком легкими. Сегодня она возьмется за Томаса Манна. Она не читала его — ужасное упущение, — хотя где-то на полках хранилось полное собрание его сочинений.

Календарь за 1949 год с фотографиями грибов — как забавно! — она нашла через час поисков, в комнате на верхнем этаже, рядом с квартирой Микса Селлини. Ночью, около часа, она проснулась от крика и глухого стука, которые вроде бы донеслись отсюда, но, скорей всего, она ошиблась. Это была одна из тех комнат, в которые профессор отказался проводить электричество. Тогда Гвендолин была еще ребенком, но хорошо помнила, как проводили электричество внизу, как мужчина поднимал пол и делал огромные дырки в стенах. Утро было светлым и жарким, свет проникал сквозь занавески, обветшавшие еще в тридцатые годы. Прошло несколько лет с тех пор, как она в последний раз заходила в эту комнату.