Книга Начать сначала - Розамунда Пилчер

— И будет джаз-банд, — сказала Эмма, посчитав, что должна предупредить его. — По субботам играет оркестр. И люди танцуют.

— Вы говорите так, как будто это что-то неприличное.

— Я подумала, что вам, быть может, не нравятся такие развлечения. Бену они не нравились.

— Нет, почему же! Это может быть очень весело, если у тебя приятный партнер.

— О партнерах я как-то не думала.

Роберт рассмеялся и снова взглянул на часы.

— Половина седьмого. Я отвезу вас домой, потом поеду в отель и поговорю с Маркусом и затем заеду за вами. В половине восьмого, хорошо?

— А я угощу вас замечательным виски, — сказала Эмма. — Бену кто-то десять лет назад подарил бутылку «Дядюшки Ремуса» — натуральное ржаное виски, и она до сих пор стоит неоткупоренная. Я уже давно мечтаю его попробовать.

Однако Роберт энтузиазма не проявил.

— Я, скорее, предпочту мартини, — сказал он.

В отеле он забрал свой ключ и вместе с ним три сообщения.

— Когда вы их получили?

— Время отмечено, сэр. В три сорок пять, в пять часов и в половине шестого. Звонил из Лондона мистер Бернстайн. Он просил позвонить ему сразу же, как вы придете.

— Я как раз и собирался это сделать. Спасибо.

Роберт нахмурился: Маркусу такое нетерпение было несвойственно. Он поднялся в номер. Эти звонки его обеспокоили. Может быть, до Маркуса дошли слухи, что за молодым художником охотится другая галерея. А может, по зрелом размышлении, он решил отказаться от этой затеи.

В его номере шторы были задернуты, постель убрана, камин включен. Он сел на кровать, взял трубку и заказал телефон галереи, затем достал из кармана три сообщения и сложил стопкой на тумбочке. «М-р Бернстайн просит вас позвонить. Звонил м-р Бернстайн, позвонит позднее. М-р Бернстайн…»

— Кент 3778. Галерея Бернстайна.

— Маркус…

— Слава Богу, Роберт, наконец-то! Ты получил мои сообщения?

— Целых три. Но я ведь обещал, что позвоню насчет Фарнаби.

— Речь не о Фарнаби. Все куда важнее. Речь о Бене Литтоне.

Это платье она увидела в Париже, жутко дорогое, но ей ужасно захотелось его купить, и она купила. Черное, без рукавов, очень простое и элегантное. «Но когда же ты наденешь такое платье?» — спросила мадам Дюпре, и Эмма, наслаждаясь роскошной покупкой, ответила: «Когда-нибудь. В какой-то особенный вечер».

До сегодняшнего дня такого случая не представилось. И вот теперь, собрав в пучок волосы на макушке, с жемчужинками в ушах, Эмма осторожно, через голову, натянула черное платье, застегнула молнию и узкий ремешок. Отражение в зеркале подтвердило, что все те тысячи франков были потрачены не зря.

Когда пришел Роберт, она была на кухне, выщелкивала из формочки кубики льда для мартини, который она обещала приготовить. Она услышала, как подъехала машина, хлопнула дверца, отворилась и захлопнулась калитка и его шаги вниз по ступенькам. Ссыпав ледяные кубики в стеклянную миску, она пошла открыть ему дверь. И увидела, что хмурый день обратился в чудесную прозрачную ночь, сапфировое небо было заткано звездами.

— Какая дивная ночь! — удивленно воскликнула она.

— Правда, изумительная? И это после такого ветра и дождя. Кажется, что ты не в Порткеррисе, а очутился вдруг под южным небом. — Роберт вошел в дом. — И даже луна поднимается над морем, чтобы довершить иллюзию. Не хватает только гитары, тенора и «Санта Лючии».

— Может, услышим и тенора.

Он переоделся в темно-серый костюм, накрахмаленную сорочку с безупречным воротничком, из-под рукавов выглядывали сверкающие белизной манжеты с золотыми запонками, его рыжевато-каштановые волосы были гладко причесаны.

— Вы по-прежнему склоняетесь к мартини? Я все приготовила, сейчас принесу лед. — Эмма вернулась на кухню и оттуда крикнула: — Джин, мартини и лимон на столе. Ах, вам понадобится нож — резать лимон.

Она открыла ящик шкафчика, отыскала острый нож и понесла его и миску со льдом в гостиную.

— Какая жалость, что нет Бена. Он обожает мартини, только никогда не помнит точные пропорции и вечно перебарщивает с лимоном…

Роберт никак на это не отозвался. Эмма обратила внимание, что он держится несколько скованно: не занялся приготовлением мартини, даже не закурил сигарету. Это было странно, обычно он держался очень свободно и просто. Теперь же в нем чувствовалась какая-то напряженность, и у Эммы упало сердце: неужели он уже сожалеет о своем приглашении?

Она поставила лимон возле пустых бокалов, сказала себе, что зря она что-то придумывает, и улыбнулась ему.

— Что еще понадобится?

— Абсолютно ничего, — сказал Роберт и засунул руки в карманы.

Похоже, он и не собирался готовить мартини. В очаге раскололось надвое горящее полено, взметнув вверх сноп искр. Может быть, его расстроил телефонный разговор?

— Вы говорили с Маркусом?

— Да, говорил. Но, вообще-то, это он весь день старался мне дозвониться.

— Ну да, вы же уезжали. Обрадовался, когда вы рассказали ему о Пэте Фарнаби?

— Он дозванивался не по поводу Фарнаби…

— Не о Фарнаби? — Она вдруг испугалась. — Какие-то плохие новости?

— Нет-нет, но, может быть, для вас неприятные. Это касается вашего отца. Понимаете, он сегодня утром звонил Маркусу из Штатов. Он попросил Маркуса сказать вам, что вчера, в Куинстауне, они с Мелиссой Райан поженились.

Эмма вдруг осознала, что все еще держит в руке нож, очень острый, и может порезаться, и очень осторожно положила его рядом с лимоном…

Поженились. Это слово вдруг вызвало в ее воображении комичную картину свадьбы: Бен с белым цветком в петлице своего обвислого вельветового пиджака и Мелисса Райан в розовом шерстяном костюмчике, затуманенном белой фатой и конфетти, церковные колокола словно обезумели — разносят радостную весть по всей зеленой Виргинии, которую Эмма никогда не видела. Кошмар!

В сознание пробилось, что Роберт Морроу все еще что-то говорит. Ровным спокойным голосом.

— …Маркус почему-то чувствует себя виноватым и ругает себя. Потому, что ему казалось, что идея о закрытом просмотре — хорошая идея, и потому, что он был с ними в Куинсленде — он все время видел их вместе, но ему и в голову не приходило, что такое может случиться.

Эмма вспомнила описание Маркуса прекрасного дома, увидела Бена в золотой клетке — расхаживающего из угла в угол тигра, чьи творческие импульсы притушила роскошь, и поняла, что недооценила Мелиссу Райан. Она решила, что Бен не станет прилагать особенных усилий, чтобы ее завоевать. Она не предугадала, сколь желанной окажется для него эта женщина.

Эммой вдруг овладел гнев.

— Он не должен был снова ехать в Америку! Не было в этом никакой надобности. Он хотел остаться один и рисовать.