Книга Код - Джеймс Д. Прескотт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы с Гэби и Анной пойдем в эту сторону, – Джек показал рукой и посмотрел на замявшегося Ражеша. – Не беспокойтесь, приятель, я о ней озабочусь.
Компьютерщик колебался и смотрел на Анну вопросительно. Она ободряюще улыбнулась:
– Я буду счастлива поработать самостоятельно, – сообщила она, и Ражеш сдался.
Грант заметил, что в таком случае они с Дагом и Ражешем попробуют спуститься на нижние уровни.
– Ну, раз так, то мы с Баззом Светиком пойдем посмотрим, что там есть на верхних палубах, – Харт посмотрел на Юджина, стоящего – руки в боки – в позе астронавта с корабля «Аполлон».
– Базз Светик? – Юджин задумался. – Это ведь комплимент, да?
Все засмеялись.
– Не скучайте! – Джек и Гэби направились в свою сторону.
– Доктор Грир, подождите меня! – подала голос Анна, двигаясь за ними, ее лицо светилось во тьме.
Несколько минут они шли по площадке, пока не увидели сводчатые края того, что казалось проходом футов в двадцать шириной и столько же – высотой. За ним открывалось какое-то помещение. По рации слышны были возбужденные голоса коллег. Юджин душил Харта вопросами про подготовку спецназа и случалось ли тому кого-нибудь убивать.
– Переходим на второй канал, – потребовал Джек, – от их болтовни мне хочется прыгнуть в пропасть за перилами.
Он имел в виду те, что окружали центральную колонну. Хотя сама мысль о полумиле темноты внизу обдавала холодом.
Они стояли у входа в помещение. Их фонари выхватывали из темноты ряды контейнеров, некоторые из которых были сложены штабелями, другие лежали опрокинутые набок, с откинутыми крышками.
– Что скажете? – спросил Джек не оборачиваясь.
– Недостаточно данных, – Анна вкатилась в помещение, изучая картину.
Голос с британским акцентом зазвучал во втором канале:
– Вы там, Джек? – это был Грант.
– Тут. Нашли что-нибудь?
– Вы были правы. Центральная колонна – это шахта чего-то, типа лифта. Непонятно, правда, как он работает.
– Ну это потому, что нет… – Джек почти начал произносить слово «питания», как вдруг мягкий красный свет залил помещение. Анна закинула голову, разглядывая потолок.
– Погодите, – Джек посмотрел на Гэби. – Сработал датчик движения?
– Не думаю, – по учащенному дыханию было слышно, что она нервничает. – Анна оказалась здесь раньше нас, но, пока мы не вошли, ничего не включалось.
– И что бы это значило? – задумался вслух Джек.
– Очевидно, сработал наш биосигнал, – заключил он. Возможные последствия этого открытия разворачивались перед его взором, как черная ковровая дорожка.
– Это плохо?
В разговор вступила Анна:
– Доктор Бишоп, я думаю, это значит, что здесь находились биологические формы жизни.
Джек не стал ни с кем делиться шальной мыслью, посетившей его.
Может, они и сейчас здесь.
Дозаправляться пришлось три раза. Последняя посадка была в Посадасе, городе с трехсоттысячным населением на севере Аргентины. Еще три часа полета, и они приземлились на аэродроме Ла Плата в трех милях к юго-востоку от Буэнос-Айреса. Утренний воздух был не просто свеж — он был леденящ. Миа сначала удивилась, как может быть так холодно в августе, но потом сообразила, что в южном полушарии сезоны происходят наоборот.
За топливо они платили деньгами Мии. Но сейчас Олли достал три сотни долларов и протянул их Густаво.
– Должно хватить на обратную дорогу, и еще останется.
Густаво послушно взял деньги, как брал у полиции за то, что «продал» их. Так обычно делаются дела у представителей наиболее сомнительной части человечества. «На слово вора не полагайся», — гласит старинная, но по-прежнему актуальная мудрость.
На плохо гнущихся после долгого перелета ногах Миа и Олли отправились разыскивать такси.
— Он «сдал» нас полиции, а вы ему все равно заплатили.
Олли ткнул в ее сторону пальцем:
– Строго говоря, «сдал» он только вас. Я просто под руку попался.
— Все равно не понимаю, — хмурилась Миа.
– Это вроде платы за молчание. Таких, как Густаво, в Бразилии называют «un rato», — он сморщил лицо и изобразил руками щелкающие зубы.
— Крыса, я поняла.
– Он продает информацию любому, кто платит. А с тремястами баксов, глядишь, немного помолчит. А мы выиграем время.
У скромного здания терминала ждала вереница таксомоторов. Миа и Олли сели в первую машину.
— Надеюсь, ваш испанский лучше, чем португальский.
Она процитировала адрес хакера на хорошем испанском.
Олли был впечатлен. Чего нельзя было сказать о водителе. Он принялся жестикулировать и что-то быстро говорить.
– Ну что еще такое? – спросил Олли недовольным тоном.
— Он говорит, что это плохое место. Не надо туда ехать.
Олли помахал в воздухе полтинником:
– Ты слышал, что дама говорит? Нажимай на педальку!
Водитель посмотрел на банкноту, потом на Олли, потом еще раз на деньги, потом взял полтинник, перекрестился, и они поехали.
Они ехали по авеню Перито Морено, широкой оживленной улице, по одну сторону которой был виден парк и стадион, по другую — какие-то жалкие лачуги. Такси въехало в квартал с облезлыми четырехэтажными домами барачного типа из красного кирпича. Сантарен на этом фоне выглядел как Беверли Хиллз. Сомнения таксиста становились понятны.
— Пистолет, хочется верить, при вас?
Олли похлопал себя по бедру и подмигнул.
Бохо Флорес считался одним из самых опасных пригородов Буэнос-Айреса, они же находились в его квартале, известном, как Вилла 1-11-14, куда полиция заглядывала только на бронированных автомобилях. При этом, несмотря на свою дурную репутацию, Флорес в последнее время приобрел международную известность как место рождения и деятельности Хорхе Марио Бергольо, ставшего в 2013 году Папой Франциском.
Понятно, что не все обитатели района были столь благостны. Во время и особенно после Второй мировой войны Аргентина приобрела сомнительную репутацию страны-прибежища для нацистов и вообще фашистов. Многие здесь до сих пор говорили на немецком или итальянском, а то и на обоих языках. После войны ходили слухи, что в Аргентину сбежал сам Адольф Гитлер. В конце сороковых-начале пятидесятых ФБР и ЦРУ направляли агентов в Южную Америку проверять эти предположения. Слухи не получили подтверждения, но и сейчас есть люди, которые верят, что фюрер помер от старости на тайной вилле в Аргентине, а не пустил себе пулю в лоб в берлинском бункере.