Книга Хорья фабрика - Елена Крылова

Такой вот выдался вечер.

Но в этот раз все проходит по-другому, благодаря создаваемой мной иллюзии счастливой и довольной любовницы. Я стараюсь не спорить с ним и быть шелковой и покладистой, правда, кажется, немного переигрываю, но это не должно помешать задуманному.

Воскресным днем, когда я возвращаюсь домой из «Симфонии», квартира пуста – родители уехали в гости, предварительно набив холодильник едой. Воспользовавшись одиночеством, сразу же лезу в шкаф, чтобы проверить, там ли заветная склянка. Она никуда не делась и покорно ждет своего часа, а пыль, которая некогда выросла поверх молчаливых костей далеко отсюда, кротко сереет сквозь ее мутное стекло.

Пытаюсь вытащить пробку. Зачем? Сама не знаю, видимо, мне просто хочется увидеть это вещество «живьем», а не через стеклянную преграду. Но пробка очень тугая и разбухшая от времени, поэтому долго не поддается, а я настойчиво мучаю ее всеми доступными средствами: руками, ножом, а потом и зубами.

И это происходит, но слишком неожиданно − пробка вылетает, и в мои ноздри врывается густое облако пыли, после чего мне требуется не одна минута, чтобы прочихаться. С чувством «зачем я это сделала?» бутылка заткнута мной еще плотнее и поставлена обратно в родительский шкаф.

Теперь я скидываю пропахшую табаком одежду (в номерах курить запрещено, но мы, все равно, тайком это делаем, стоя под вытяжкой в ванной) и переодеваюсь в домашнее. По квартире я обычно хожу в кружевном белом платье, которое удобно и не стесняет движений, но до того нелепо, что за порогом дома в нем показываться стыдно. Надев на себя этот белый ужас, быстро чиркаю смс-ку Илье, что обязательно отдам ему деньги сегодняшним вечером, когда приедут родители.

Я ложусь на кровать, чтобы хоть немного отдохнуть после бессонной ночи в «Симфонии», но, стоит только мне закрыть глаза, как на фоне черного бархата век начинает что-то происходить. Я вижу точки и вспышки, похожие на звезды, которые мчатся прямо на меня, рассекая неведомое межгалактическое пространство, при этом бешено вращаясь и образуя огромную головокружительную спираль. Мне даже начинает казаться, что я физически ощущаю, как звездная пыль хлещет мне в лицо, и я даже инстинктивно уворачиваюсь, пока не догадываюсь, что необходимо открыть глаза.

Снова вижу свет, свою комнату, но головокружение почему-то не прекращается. Вдобавок к этому в моей голове тихо-тихо начинает играть какая-то музыка. Мелодия довольно однообразна, по сути ее составляют несколько повторяющихся нот, но с каждым новым витком эта музыка становится громче. Одновременно с усилением громкости откуда-то из тьмы небытия проступает и становится реальнее какой-то другой мир, который для меня пока невидим, но я уже ощущаю его присутствие.

Где-то я уже слышала эту мелодию, но не могу припомнить, где именно. Как будто в какой-то другой жизни… так звонил… Мой телефон?

Приподнимаюсь, сажусь на край кровати, и звонок тут же прекращается, а я мгновенно забываю о нем, потому что меня охватывает нечеловеческий озноб. И кому только хватило ума в такой лютый мороз открыть окно в моей комнате? В помещении гуляет ледяной ветер такой силы, что он заставляет трепетать шторы, края простыни, и даже раскачивает люстру.

Сползаю с кровати и иду закрывать окно, но ноги плохо меня держат, своих шагов я не чувствую и ступаю как будто в зыбучий песок. Мне трудно ориентироваться во времени, поэтому те несколько шагов кажутся бесконечным, они могли занять час, а могли – и пару секунд. Тем не менее, добравшись до нужной точки, обнаруживаю, что оконная рама плотно закрыта. Во всем, что происходит в комнате, виноват не ветер! Эта новость оказывается тяжелым ударом по психике, из-за чего сразу загорается затылок, и подступает тошнота.

Мне повезло добежать до раковины. Наклоняюсь над белым фарфором, но вместо обычной рвоты из меня хлещут радужные струи, напоминающие цветную химическую газировку, в которую, к тому же, набросали красивых леденцов и мармеладок, а сверху щедро присыпали конфетти. Оказавшись в раковине, частички этой массы оживают, принимая форму червячков, и спешат расползтись в разные стороны.

− Куда?! – кричу им я и открываю кран, а вместе с шумом воды в мою голову врывается какой-то истеричный звон, и еще долго не хочет прекращаться.

Позднее, когда трели стихают, а мой желудок опустевает, посидев еще немного на краю ванны, я выхожу в коридор и слышу очередной странный звук, на этот раз похожий на бой тамтамов, который доносится откуда-то из-за стен. Следом за ним раздается чей-то едва уловимый сдавленный крик:

− Майя, слышишь?

− Да, − тихо и неуверенно отвечаю я и отправляюсь на поиски источника голоса.

Перемещаюсь на кухню, затем – в одну, а после – и в другую комнату, и хотя звуки уже прекратились, остановить свою ходьбу мне не удается. Так, незаметно для себя, описываю нескончаемые круги по квартире, а перед моими глазами все так же не прекращается движение стен и мебели. Такое ощущение, что всю квартиру поместили в гигантскую стиральную машину и вращают, строго по часовой стрелке, а вместе с этим верчением кружатся и мои мысли. Из них образуется вечный цикл, прервать который – выше моих сил, и, пройдя в своей голове очередной круг из размышлений, я снова возвращаюсь к его началу.

Отправной точкой этого цикла служит вопрос, заданный мной самой себе: я ведь не умру? Из него вытекли другие мысли: о пыли, о Сергее, об ударах, наносимых его руками, о стуке моего сердца, который кажется мне сейчас неритмичным, о кружевах на платье, под которыми это сердце бьется…

Ни на одной из этих мыслей невозможно надолго сосредоточиться, каждая мгновенно ускользает, сменяясь следующей, поэтому, в конечном итоге, так же, как я, обойдя всю квартиру, снова и снова оказываюсь в одном и том же месте, мои размышления, в свою очередь, невольно возвращаются к самой первой мысли – о смерти.

Время к тому моменту утрачивает свою волю, тоже подчинившись верчению этого бешеного колеса… Но я-то знаю! Знаю… что это не колесо вовсе. Я прекрасно осознаю, что пространство, время и все мои чувства и мысли движутся сейчас именно по спирали. Слева направо, постепенно уменьшая обороты, чтобы прийти, наконец, к точке.

В какой-то момент опять оказавшись в своей комнате, я опускаюсь на пол и на четвереньках подползаю к стоящему там большому зеркалу, но от взгляда туда вновь накатывает тошнота. Не могу сосредоточиться на отражении собственного лица, оно настойчиво уползает от меня, заверченное в вихре спирали: один глаз лезет вверх, другой – вниз, а рот искривлен, как рисованный удар молнии.

Улыбаясь, как слабоумная, протягиваю руку и достаю из ближайшего ящика маникюрные ножницы, и, все также сидя на ковре, царапаю ими по стеклу поверх своего отражения. Таким образом я пытаюсь повторить контуры спирали, вертящейся перед моими глазами, потому что мне до жути хочется увидеть ее четкие очертания! Зеркальная поверхность поддается плохо, но я стараюсь и обвожу получившуюся фигуру снова и снова, пока не начинает ныть рука. Боль немного отрезвляет, я убираю ножницы на место и принимаю внезапное решение: мне нужно на воздух.