Книга Фаворит Марии Медичи - Татьяна Яшина

– Сапожники так танцуют… – Арман вышел в центр круга и несколько раз притопнул. Он вообще не любил танцевать, предпочитая рубить крапиву и репейник деревянным мечом. Но в «Авиньонский мост» можно было играть всем – даже Франсуазе.

– Прачки вот так танцуют

И еще вот так танцуют, – сестренка справилась с «р», и поклон у нее получился. Не так трудно было повторить, как придумать что-то новое: прачки кланялись, солдаты вскидывали пику, сапожник топал, молочница сжимала и разжимала кулаки, словно доила корову, садовник копал – можно было петь эту песенку бесконечно, раз за разом повторяя слова и движения. Однажды Леон – первенец кормилицы, здоровенный парень с нечесаной копной светлых кудрей – прошелся колесом, чего никто не смог повторить.

– Разбойники вот так танцуют, – плутоватое личико Робера светилось от удовольствия – упоминать о разбойниках строго-настрого запрещалось, но его щербатая улыбка и черные глаза сияли так заразительно, что даже Альфонс ничего не сказал, только оглянулся вокруг – не слышит ли кто.

Но Этьен спал, и старый пес Репей дремал, вытянувшись в мягкой нагретой пыли, а больше во дворе замка никого не было. Лишь из кузницы доносились звонкие частые удары – Леону впервые доверили самому сковать подкову.

– И еще вот так танцуют… – Робер пошел вприсядку, высоко вскидывая босые пятки в обтрепанных холщовых штанах. Мари, пытаясь повторить движение и сохранить осанку, повалилась на Альфонса, тот сбил с ног Армана, и вскоре на Авиньонском мосту барахталась куча-мала, к которой, пища от восторга, присоединилась и Франсуаза.

– Ты порвешь платье! – раздался гневный голос бабушки, и Франсуаза торопливо поднялась, оправляя подол – ее большие серые глаза потемнели от подступающих слез. Арман вздохнул. Их старший брат Анри изодрал неимоверное количество чулок, штанов и курток, утопил шляпу со страусовым пером – ему бабушка не сказала и слова упрека. А внучкам доставалось постоянно. Интересно, Изабелле, которая сейчас в монастыре, тоже достается от монахинь за наряды? Скоро и младшую, двухлетнюю Николь, начнут ругать за недостаточно чинное поведение. Изабелла умела отрешенно смотреть сквозь гневно извергающую тирады мадам Рошешуар – «как с гуся вода» – говорила матушка. А на подвижном личике Франсуазы сейчас дрожала столь жалобная улыбка, что Арман не выдержал.

– Бабушка! Можно мне за ворота? – выскочил он перед бабушкой, показывая на мост за спиной. – Я быстро – туда и обратно!

Не удостоив и словом, бабушка вытянула его палкой по плечу и величественно удалилась.

Франсуаза все-таки заплакала. Но улыбнулась сквозь слезы и обняла брата так крепко, что Арман даже не стал тереть плечо, хотя место удара горело – наверняка останется синяя полоса.

После явления мадам Рошешуар желание петь пропало.

– Давайте в прятки играть! – предложил Альфонс.

– Давайте, – оживилась Мари. – Чур, я считаю.

Оглянувшись по сторонам, она затараторила запрещенную взрослыми считалку:

– Вышел Лютер из тумана, вынул ножик из кармана, буду резать, буду бить, ты – папист, тебе не жить! – ладошка Мари хлопнула по груди Альфонса. Арман перевел дух: он любил прятаться, а не водить. Ей всегда как-то удавалось посчитать так, что водящим оказывался кто угодно – Альфонс, Робер, она сама – но не Арман. Наверное, это потому, что Мари – его молочная сестра и любит его больше, чем остальных детей дю Плесси.

– Ну держитесь! – Альфонс отошел в тень донжона, прислонился к прохладной даже в июньский зной каменной кладке, закрыл глаза и завел Pater Noster – за три повторения надо было успеть спрятаться.

Франсуаза припустила к возу с сеном – со всей прыти маленьких ножек, и притаилась у колеса. Мари снова спряталась за колодцем – как всегда, на большее ее не хватает.

Робер метнулся было в собачью конуру – но Репей был дома и не собирался тесниться, лишь лизнул мальчика в щеку.

– Куда ты? – закричал Арман, но Робер не обернулся. Он выскочил из ворот. И полез под мост. Лето стояло жаркое, и между зеленой водой и деревянным настилом оставалось достаточно места, чтобы втиснуться шестилетнему мальчишке.

Арман обнаружил, что брат сейчас закончит читать, а он еще торчит на виду. Куда бы залезть на этот раз? Его осенило – громко затопав, он метнулся за Робером, а потом тихо-тихо, затаив дыхание, вернулся и встал за раскрытой дверью в донжон. Дверь заслонила его от брата, что уже заканчивал счет. Теперь главное – не засмеяться, когда его опять не смогут найти.

Мария уже обнаружена. Арман представил, как брат недоуменно пожимает плечами – как можно все время прятаться в одном и том же месте? Ищет Франсуазу. За бочками нет. В собачьей будке нет.

– Нет, ваша милость, сюда никто не заходил, – слышится из кузницы голос Леона, стук молотка прекратился и вновь возобновился.

– Где же вы? – Альфонс в нетерпении мечется по двору, пиная клочки сена и конские катыши. Слышится сдавленное хихиканье – все-таки Франсуаза совсем малышка, не смогла сдержаться – уж очень уморительно брат выглядит, когда злится.

– Франсуаза, вылезай! – ликует Альфонс. – Ты под телегой! И тебе опять влетит от бабушки за платье!

Толкнуть бы его самого в навоз, чтоб не ябедничал. Представив Альфонса – в желтом шелковом костюме с бантиками, сидящим в куче свежих конских яблок, Арман фыркает в рукав.

– Робер, выходи! – кричит брат.

– Робер, не выходи! – смеются девочки.

Судя по голосу, брат доволен: неинтересно искать в одних и тех же местах. Вот Леон и Фантина здорово умели придумывать, куда спрятаться! Но им теперь не до игр.

Словом, размышляет Арман, расти и становиться взрослым – вовсе не всегда хорошо. Анри вырос и уехал в Париж – в пажи к самому королю. И с ним Ансельм – «мой конюший», как назвал брат второго сына кормилицы, хотя Ансельм умеет только чистить лошадей и выгребать навоз – даже затянуть подпругу ему не хватает силенок. Вот Леон подпругу не то что затянуть – он ее порвать голыми руками может, хотя ему всего двенадцать. Так что Арман в свои почти пять лет не особенно стремится избавиться от «почти».

– Робер, так нечестно! – кричит Анри. – Я не буду тебя искать, ты жулишь!

– И ничего я не жулю… – попался на удочку Робер. Альфонс ликующе кричит и кидается к мосту.

– Куда вы, мсье Альфонс, нельзя за ворота! – шамкает Этьен. – А ты вылезай сейчас же!

Похоже, Робера обнаружили. Арману хочется поглядеть, как Этьен накажет нарушителя, но все-таки он остается на месте – интересней всего, когда тебя ищут всем скопом. Мальчик хихикает в предвкушении – тихонько, не спугнув трясогузку, что рыскает в дюйме от его башмаков. Птица поворачивает головку – и вот ее уже нет, только шевельнулся воздух у лица от ее стремительного взлета.

Крик.

Дикий.

Женский.

С опушки.