Книга Кёсем-султан. Заговор - Ширин Мелек

О Аллах, это несправедливо! Почему старая ведьма, а не молодая хасеки должна править Оттоманской Портой? Кёсем уже столько лет при власти, почему бы ей не уступить дорогу и не заняться, к примеру, благотворительностью? Пусть строит больницы, мечети, медресе, в конце концов! А власть отдать тем, кому она нужнее.

Сама ведь, если уж на то пошло, не раз говорила, что устала всем тут заправлять! Но почему-то не уходит на покой, остается и портит молодым султаншам жизнь.

В том, что ей предстоит стать султаншей, Хадидже-вторая не сомневалась. Глаза Мурада, руки Мурада, сердце Мурада были ей в том порукой. И этот вызов в султанскую опочивальню – первый шаг по длинной лестнице власти, ведущей на самый верх, к славе и величию.

Возможно, Кёсем-султан это понимает? Понимает, что придется расставаться с такой привычной уже властью, вот и недовольна?

Ну и пусть ее! Сейчас не о Кёсем-султан нужно думать, а о том, как понравиться султану Мураду.

Хадидже не шла – плыла по коридору, заранее готовясь войти в опочивальню во всей красе. И жадный, голодный взгляд Мурада только подтвердил: она все делает правильно.

– Твоя недостойная раба явилась к тебе, – выдохнула Хадидже, мягко опускаясь перед ним на колени. Но весь вид ее, каждый вздох, каждый жест говорил: вот, я пришла к тебе, к тебе одному, не к кому-то другому – так справишься ли, удержишь ли? Завоюешь ли меня, как подобает гордому, неукротимому мужчине?

Мурад не мог не ответить на подобный вызов. В конце концов, мальчик как раз входил в ту самую пору, когда хочется завоевывать и укрощать.

Разумеется, в постели он еще был неловок, хотя и быстро учился. Приходилось помогать и подталкивать. О, это истинное искусство женщины – заставить мужчину чувствовать себя прекрасным и желанным, завоевателем и повелителем, господином и владыкой! Хорошо, что в гареме учат и этому. Здесь учат всему, лишь только знай учись. Другой вопрос, что каждая обитательница гарема выносит из этой науки лишь то, что по способностям и нраву своему способна вынести. В основном это покорные улыбки и умение качественно вертеть бедрами. Так бедрами вертеть и Хадидже умеет.

Мурад пылал, и этот огонь завладел вниманием Хадидже всецело. Она взращивала его, подобно тому, как пахарь взращивает свое поле, и сама была этим полем, колосьями, колышущимися на ветру, покорно укладывающимися к ногам господина, когда придет их срок. Лозой виноградной была она, обвивающей крепкий ствол молодого дуба. Была она чем-то большим, нежели вселенная, и чем-то меньшим, нежели горчичное зерно, ибо в этом и заключено предназначение женщины.

Их тела поладили быстро – быстрее, чем Хадидже даже надеялась. Ее учили терпеть боль, но боль оказалась незначительной, а потом и вовсе растворилась в извечном танце тел. Этой ночью руки Мурада были на теле Хадидже, губы Мурада искали ее губы, а тела их сплетались и расплетались, как заповедал для мужчины и женщины Аллах, всемилостивый и милосердный. И Хадидже была всем довольна, ибо каждая минута, проведенная с Мурадом, с пылким, влюбленным Мурадом, приближала ее к заветной цели – к завоеванию его сердца, его любви, а с ними вместе и власти над Блистательной Портой.

Ибо верно сказано, что женщина возвышается через мужчину, и никак иначе. И возвышение это может быть слаще шербета и приятней амбры и мускуса.

Лежа рядом с Мурадом, отдыхая от утех постельных, Хадидже заметила тусклый блеск возле изголовья кровати. Так блестят не украшения, а добрая сталь. Приподнявшись якобы для того, чтобы положить разнежившемуся султану голову на грудь, Хадидже напрягла зрение. Так и есть – кинжал. Работы простой, насколько можно разглядеть в полумраке, вычурности в нем ни капли – для боя сделан, не для похвальбы. Рукоять выточена из какого-то камня – не из янтаря ли?

Не тот ли это кинжал, о котором говорила Кёсем-султан? Якобы приносящий тем, кто носит его, безумие и неисчислимые несчастья?

Хадидже лениво протянула руку – и внезапно натолкнулась на взгляд Мурада. Ничего светлого, чистого, юношеского не было больше в этом взгляде. Так мог бы смотреть воин на поле боя на приближающегося противника, прикидывая, как бы половчей выбить того из седла.

Пришлось срочно делать вид, будто потягиваешься. Кажется, Мурад ничего не заподозрил: расслабился, вновь заулыбался, обнял Хадидже за талию, вновь светло заглянул ей в глаза:

– Тебе хорошо?

– Лучше не бывает, – мгновенно, не задумываясь, отвечала Хадидже.

Мурад тихонько рассмеялся:

– Ты прекрасна. Я мог бы рассказать тебе сотню стихов о красоте женщины, но они все не видели тебя, а напыщенные сравнения не стоят одного твоего лукавого взора. Что они понимают, томные поэты прошлого? Я напишу для тебя другие стихи, лучше.

– Я буду ждать, – выдохнула Хадидже, прикрыв на миг глаза длинными ресницами. И вновь заулыбалась, словно показывая возлюбленному: я не всерьез… или все-таки всерьез? Попробуй, разгадай меня, свою женщину, свою тайну, свою судьбу!

– Только вот имя… – Мурад повернулся поудобнее, придерживая девушку, чтобы не придавить ее случайно своим весом. – Имя тебе не подходит. Хадидже была женой Пророка, добродетельной во всем, а ты – ты адское пламя, яма с углями, в которую бросили мое бедное сердце! И вместе с тем ты добродетельна, как все жены Пророка, да благословит его Аллах и приветствует… Вот что я придумал! Хадидже была первой женой Пророка – мир ему! – и самой старшей. Ты будешь зваться, как самая младшая из его жен, Айше! Смешно выйдет!

И Мурад радостно расхохотался.

Только воспитанная годами сдержанность позволила Хадидже не вздрогнуть, а растянуть губы в улыбке, которая человеку, плохо с ней знакомому, могла бы показаться веселой. Подобного рода намеки на ее возраст от мальчишки совершенно не радовали, и, будь Мурад просто ее любовником, Хадидже бы не стерпела. Но Мурад не ее любовник, он султан, человек, через которого женщина возвышается… любая женщина, которую он изберет… и он же властен навек отправить неугодную ему наложницу во мрак и забвение…

– Мой султан властен в моей жизни и смерти, – промолвила наконец Хадидже… нет, теперь уже Айше, надо стараться привыкать к новому имени. – И конечно, рабу свою он может называть так, как ему заблагорассудится.

– Это хорошее имя, – убежденно заявил Мурад. – Тебе подойдет. Говорят, ты еще и читаешь дни напролет – ну точно Айше! Она считалась знатоком законов, ты не знала?

– Видимо, я что-то не то читаю, – вновь заставила себя улыбнуться девушка. («Нет, отныне женщина: покамест не хасеки, это впереди – но уже икбал! Всегда помнить об этом самой и другим не позволить забывать…»)

– Видимо, – беспечально рассмеялся Мурад, вновь опрокидывая ее на постель. Кажется, пламя страсти султана разгорелось вновь.

Оставалось лишь уступить этому пламени. А как же иначе?

Ведь именно ради этого все и затевалось…

Глава 6

Крылья бабочки

«Когда животные духи уклоняются от своего пути и утрачивают единство, для них потребны лекарства, которые успокаивают движение их и возвращают их в естественное состояние; таковы предметы, вызывающие в душе чувство тихого и умеренного удовольствия: приятные запахи, прогулка по живописным местам, созерцание людей, имеющих обыкновение нравиться, музыка. Нежная стойкость, надлежащая весомость, наконец, живость, призванная единственно служить защитой телу, – вот чем следует укреплять те хрупкие пути, через которые душа сообщается с телом.