Книга Опасные тайны - Нора Робертс

— Да, конечно. — Джемисон со смирением сложил руки на животе. Ему уже давно следовало быть на ипподроме, а не торчать здесь, успокаивая босса. — Мне кажется, я даже понимаю, почему ты так к этому относишься, и все же за людей отвечаю я, верно? Я поступил так, как мне казалось лучше.

— Тебе казалось неправильно.

— Да.

— Отныне каждый, кто придет на работу под хмельком, должен быть уволен немедленно. Это касается всех, начиная с тебя и заканчивая самым последним уборщиком. Никаких исключений. Никаких предупреждений.

В глазах Джемисона промелькнуло нечто похожее на раздражение, но он с готовностью кивнул.

— Ты здесь главный, Гейб. Удовлетворенный ответом, Гейб взял со стола учетный журнал и быстро пролистал страницы.

— Теперь я буду проводить больше времени в конюшне и на треке, — сказал он. — Только не считай, будто я тебе не доверяю.

— Это твоя конюшня, — отозвался Джемисон, но его голос прозвучал напряженно.

— Вот именно. Сегодня мне стало окончательно ясно, что мои люди не считают меня полноправным участником этого бизнеса. Я сам в этом виноват. — Он снова отложил журнал. — В первые два года после того, как ферма перешла в мои руки, я занимался главным образом тем, что строил дом и пробивал себе дорогу в тесный, замкнутый круг владельцев. Пока ты занимался каждодневной рутинной работой, я разыгрывал из себя хозяина лошадей. Теперь все будет по-другому, я сам займусь делами. Ты — мой тренер, Джеми, и во всем, что касается лошадей, я, как и прежде, буду слушаться твоего совета. Но теперь я вернулся в игру и не намерен проигрывать.

Это пройдет, подумал Джемисон. Владельцы лошадей, как правило, не отягощали себя будничной работой. Во всяком случае — подолгу. Единственное, что их интересовало, — это место на паддоке1 и собственный кошелек.

— Что ж, дорога к стойлу тебе известна, — сказал он.

— Давненько не брал я в руки вилы! — Гейб улыбнулся, вспомнив Келси, размахивающую вилами, словно копьем, потом посмотрел на часы с большим круглым циферблатом, которые Джемисон повесил на гвозде у себя в конторе. — Я думаю, мы успеем добраться до Пимлико к трем часам. Кого ты отправил с кобылой?

— Карстерса. Торки — жокей, Лайнетт — выводной грум.

— Ну что ж, посмотрим, что за команда у нас получилась.

Переобувшись в ботинки, Келси снова спустилась вниз и вышла из дверей усадьбы. Она не пошла к конюшням, прекрасно понимая, что там она будет только мешать, да ей и не хотелось, чтобы работники таращились на нее как на какую-то диковинку. Вместо этого она неторопливо пошла к холмам, где на поросших травой склонах паслись лошади.

После сумасшедшего утра эта картина показалась Келси еще более мирной, успокаивающей, однако, несмотря на это, ей пришлось приложить некоторые усилия, чтобы справиться с собой и своим беспокойным характером, который словно подталкивал ее в спину, заставляя пройти дальше, до следующего холма, чтобы увидеть что там, за его гребнем.

Неужели она гуляла здесь, когда была маленькой? Если да, то почему она ничего не помнит? Мысль о том, что первые три года жизни не оставили в ее памяти ни малейшего следа, заставила Келси ощутить неожиданно глубокое разочарование. Разумеется, это не имело бы никакого особенного значения, сложись ее жизнь по-другому, однако именно в эти годы была определена судьба Келси, определена надолго вперед, и ничего не знать об этом было обидно до слез. В эти минуты ей больше всего на свете хотелось вернуть безвозвратно ушедшие годы, чтобы во всем разобраться и решить для себя, кто был прав и кто виноват.

Остановившись у изгороди, выкрашенной белой краской, она облокотилась на верхнюю перекладину и стала наблюдать за тремя кобылами, которые вдруг понеслись по траве, стараясь обогнать одна другую. Их жеребята, неуклюже выбрасывая тонкие, непослушные ножки, поскакали следом за матерями. Еще одна кобыла терпеливо стояла, пока ее жеребенок сосал.

Келси неожиданно подумала о том, что открывшаяся ей мирная картина отличается невероятным, почти небывалым совершенством. Словно на почтовой открытке, где воздух слишком прозрачен, а трава слишком зелена, чтобы существовать в действительности. И все же она улыбалась, глядя на сосунка, восхищалась его неправдоподобно тонкими ногами, наклоном изящной, почти игрушечной головы. Что он будет делать, подумала Келси, если она перелезет через загородку и попытается его погладить?

— Настоящие красавцы, верно? — Наоми неслышно подошла и встала рядом с ней у изгороди. Ветер с холмов раздувал ее светлые волосы, которые — ради удобства, а не ради моды — были пострижены коротким каре. — Я могу любоваться на них часами. И так — весна за весной, год за годом. Это успокаивает просто как процесс, хотя лошади на выгоне — зрелище само по себе удивительное.

— Они очень красивы, — искренне сказала Келси. — Глядя на них, действительно успокаиваешься. Я даже не могу представить себе, как они несутся по дорожке ипподрома.

— Все они — настоящие спортсмены, если можно так выразиться. Скорость у них в крови. Ты сама увидишь это завтра. — Наоми тряхнула головой, пытаясь отбросить волосы с лица, потом, видимо потеряв терпение, достала из кармана мягкую шапочку и спрятала волосы под нее. — Видишь жеребенка, который сосет мать? Ему пять дней от роду.

— Всего пять? — Келси была так удивлена, что повернулась к загону и пристальнее взглянула на кобылу и ее дитя. Несмотря на тонкие ноги и маленькую, изящную голову, жеребенок выглядел вполне здоровым и чувствовал себя в загоне совершенно свободно.

— Невероятно!

— И тем не менее это так. Они быстро растут. В три года это будет настоящий фаворит. И все начинается здесь, а если точнее, то в случной конюшне, чтобы под рев трибун закончиться у финишного столба. К этому времени конь будет иметь рост в пятнадцать-шестнадцать ладоней (Ладонь — единица измерения роста лошади, равная четырем дюймам (около 10 сантиметров), весить тысячу двести фунтов или около того и носить на спине человека по овальной дорожке стадиона. Это — незабываемое зрелище.

— Должно быть, это непросто, — осторожно заметила Келси. — Я имею в виду — взять такое хрупкое, деликатное существо и вырастить из него скакуна, способного тягаться с другими лошадьми.

— Непросто. — Наоми улыбнулась. Ее дочь очень быстро поняла, в чем тут суть. Должно быть, это тоже было в крови. — Это достигается работой, очень нелегкой работой и самоотречением. И все равно разочарования бывают гораздо чаще, чем хотелось бы. Но дело того стоит. Каждый раз оно того стоит.

Она поправила на голове шапочку так, чтобы козырек заслонял глаза от солнца.

— Извини, что оставила тебя так надолго одну. Кузнец любит поболтать. Он был другом моего отца и по старой памяти делает для меня здесь кое-какую работу вместо того, чтобы делать то же самое на ипподроме.

— Да нет, ничего страшного. Я и не ждала, что ты будешь меня развлекать.

— А чего ты ждала?